«Самое обидное, – думал я, таская все это богатство из багажника «копейки» к себе на третий этаж (провизии оказалось много, пришлось даже сделать два захода), – заключается в том, что мне даже не с кем поделиться своей радостью. Победитель конкурса! Халявная штука баксов! Контракт!.. Роман!.. Своя книжка!.. А рассказать решительно некому. Коллеги по фирме исключаются. Зачем выставлять себя в качестве мишени для их остроумия?.. «А, Алешка! Романист! Беллетрист! Русский Сидни Шелдон!»

Заклятым друзьям по переводческому семинару говорить тем более не стоило: я представил, как ехидно-завистливо скривятся их физиономии, как фальшиво зазвучат поздравления… По тем же причинам категорически можно отмести коллег по другому семинару – литературному.

Разве что позвонить в Южнороссийск отцу? Но папаня и без того не в восторге от методов, какими я строю свою судьбу: ни от моего филологического образования, ни от того, что я остался в столице, ни от моих литературных потуг… Единственное, что я смогу услышать от него в ответ на мою радостную новость, это снисходительное хмыканье и совет: «Давай лучше возвращайся. Пристрою тебя к делу. Где родился – там и пригодился!» Это я слышал уже раз тридцать: отец долдонит одно и то же, словно попугай…

Может, сказать Верочке? Звонить-то ей все равно придется – иначе она сама достанет меня звонками и непрошеными визитами. Однако самым разумным представлялось не делиться с ней своей радостью и уж ни в коем случае не признаваться, что я собираюсь затвориться и работать, работать, работать… Наиболее правильно, решил я, сказать ей вот что: до свиданья, дорогая, прощай, я уезжаю в командировку – надолго, очень надолго… Может быть, навсегда. Очень подходящий случай, чтобы прервать мои с ней отношения. Все равно у них нет никакого будущего – невзирая на ее московскую прописку, жилплощадь и ее горячее, ничем не прикрытое желание меня на эту площадь прописать (посредством, разумеется, бракосочетания). До сих пор я уворачивался от ее аркана, как только мог, ибо даже в самых ужасных снах не мог представить себе совместную жизнь с женщиной, которая тащится от индийского кино, поэта Эдуарда Асадова и группы «Руки вверх».

«Правда, – подумал я, – тогда мне предстоит лишиться ее даровых сексуальных услуг. И стану я жить в своей пустыни совершеннейшим отшельником. Некогда будет тратить время и силы на поиск, а главное, охмурение нового объекта. А как же сброс излишней сексуальной энергии? Как же молодой задор, огонь в крови? Пару месяцев поститься и терпеть – в моем возрасте не шутка… Но, быть может, поставить на себе опыт воздержания? Кажется, китайские мудрецы эдак и поступали. Экономили свою животворную силу для творчества. Может, правильно делали: меньше секса – крепче фраза. Пусть нерастраченное либидо сублимируется в образы и действие. А если уж станет совсем невмоготу, я смогу воспользоваться древним подростковым способом…»

Итак, решено: Верочке не звоним. Вообще не звоним. А через пару дней просим у кого-нибудь мобильник и говорим якобы по междугородке: «Дорогая, я в Барселоне-е-е… Вернусь не скоро-о-о…» И – ту-ту-ту, короткие гудочки…

«Единственные люди, – думал я, запихивая в холодильник провизию, – кому бы я и мог, и хотел рассказать о своих радостных новостях, это Димка, Алик и Андрюха. Три друга детства. Три мушкетера…»

Но все трое находятся далеко от меня, очень далеко, вне пределов досягаемости. Димка обосновался в городе Орле и даже не удосужился сообщить свой новый номер телефона. Алик жил в Канаде. А Андрюха… Эх, Андрюха… Андрюха вот уже год пребывал вне пределов досягаемости даже самых изощренных средств связи… В таких высотах он находился, откуда ни привета, ни ответа…