(…Черт его знает, ну почему вся нынешняя интеллигенция обожает все эти уголовные романсы? Со студенческой скамьи, заметьте! Уголовников боимся и ненавидим, а романсы поем ну прямо-таки с наслаждением!.. А это потому, братец, что у нас народ такой: одна треть у нас уже отсидела, другая треть – сидит, а третья – готова сесть по первому же распоряжению начальства… Начальство – не трогай! Начальство – это святое. «Нет ничего для нашего начальника обременительнее, как ежели он видит, что пламенности его положены пределы!»…)
Какая, черт побери, голосина у Семки все-таки… Слушай, Семен, ради нас с Лариской – разразись: «Во Францию два гренадера…» И Сема не чинясь встает и разражается. Голос его гремит так, что колыхается матерчатый абажур, а шея его раздувается и делается кирпично-красной. И все наслаждаются – кроме Виконта, который терпеть не может громких звуков вообще…
…Ребята, я вчера знаете кого встретил? Тольку Костылева! Он стал как слон. И важный, как верблюд. Знаете, кто он теперь? Замзавгороно! Врешь!.. Клянусь!.. Господи! Толька – завгороно! Вы помните: «Форест, форест, форест»?.. Еще бы не помнить! И – хором в три глотки:
– «Форест, форест, форест… Энималс, энималс, энималс… Винтер, винтер, винтер… Он зе миддле оф зе роуд стэйс Иван Сусанин. Немецко-фашистская гидра камз.
– Вань, Вань, вилл ю телл аз зе вей ту зе Москов-сити?
– Ай донт кнов, – сэйд Иван Сусанин.
– Вань, Вань, ви шелл гив ю мени долларс!
– Ай донт кнов, – сэйд Иван Сусанин.
– Вань, Вань, ви шелл гив ю мени рублз!
– Ай донт кнов, – сэйд Иван Сусанин.
– Вань, Вань, ви шелл килл ю к чертовой матери!
– Перхапс пробабли!!!
Энд зей килл хим. Иван Сусанин из зе нешнл хироу оф зе Совьет Юнион!!!»
…Ах, как чудесно ржется под славные школьные воспоминания!
Плевать на все и плевать! Все как-нибудь обойдется и устроится… Нет, не всё. Я с чем угодно могу смириться. С чем угодно. Пусть они жрут, хапают, пусть награждают друг друга и прославляют, пусть хоть лопнут от почестей. Но – ложь, ложь! Ведь в каждом же слове – ложь, в каждой газете – ложь, включаешь телик – ложь, открываешь любую книжку – ложь. Ложь, одна только ложь, голая ложь, и ничего, кроме лжи!.. Нет уж, голубчики мои, голубочки! Первое, что надо сделать в этом нужнике, – объявить свободу информации. Все заглушки, все затычки, все забитые отдушины – настежь!.. Все знаю, и без вас: пять лет у нас все это дерьмо будет утекать через стоки, и еще пять лет мы должны будем чистить все, и драить, и отдирать, а потом пятнадцать лет еще учиться в унитаз гадить, в унитаз, совковое твое рыло, в унитаз, а не рядом… Но первое – отдушину, окна распахнуть, от вони этой хоть чуточку самую продохнуть – без ЭТОГО ничего не будет! И никогда!.. Ну, чего ты разорался, как больной слон?.. А, да перестань ты осторожничать, Виконт, смотреть на тебя тошнит, ей-богу, – вот уж, извини, обосрался – на всю оставшуюся жизнь… Ребята, ладно, бросьте, а эту вы помните: