Все повторялось, как и в других местах, где его расспрашивали. По мере того как шел допрос, надежда, которая ненадолго озарила лицо молодого человека, сменилась отчаянием. Тем не менее в конце он снова предпринял попытку.

– Я ведь работает, – взмолился он, пытаясь найти в лице чиновника Иммиграционной службы хотя бы тень отклика. – Пожалуйста… Я работает хорошо. Работает в Канада. – Он произнес последнее слово как-то странно, словно выучил его, но не знал хорошо.

Чиновник Иммиграционной службы отрицательно покачал головой.

– Нет, здесь на берег ты не сойдешь. – И, обращаясь к капитану Яаабеку, добавил: – Я издам приказ о задержании безбилетника, капитан. И вы будете отвечать, если он сойдет на берег.

– Мы позаботимся об этом, – сказал агент пароходной компании.

Чиновник Иммиграционной службы кивнул.

– Вся остальная команда проверена.

Из столовой начали выходить люди, и тут Стабби Гейтс произнес:

– Можно вас на одно слово, мистер?

Удивленный чиновник сказал:

– Да.

Те, кто уже выходил, задержались в дверях, а человека два вернулись.

– Я насчет этого самого Анри.

– А в чем дело? – В голосе чиновника Иммиграционной службы прозвучало раздражение.

– Ну, словом, ведь через пару деньков Рождество и мы будем в этом порту, и вот некоторые из нас подумали, что, может, мы могли бы взять с собой Анри на берег – на один только вечер.

Чиновник резко произнес:

– Я только что сказал, что он не должен покидать судно.

Голос Стабби Гейтса загремел:

– Да знаю я это, но хоть на пять чертовых минут неужели вы не можете забыть вашу чертову бюрократию? – Он не намеревался давать волю гневу, но презирал, как все моряки, чиновников, служащих на берегу.

– Хватит! – резко произнес чиновник, сверкая глазами.

Тут вышел вперед капитан Яаабек. Находившиеся в комнате моряки замерли.

– Вам, может, и хватит, упрямый вы осел! – произнес Стабби Гейтс. – Но когда малый почти два года не сходил на берег, а на пороге Рождество…

– Гейтс, – спокойно произнес капитан. – Закончим на этом.

Воцарилась тишина. Чиновник Иммиграционной службы покраснел, потом успокоился. Теперь уже он засомневался и посмотрел на Стабби Гейтса.

– Вы что, утверждаете, – сказал он, – что этот человек по имени Дюваль два года не был на берегу?

– Ну не совсем два года, – спокойно вмешался капитан Яаабек. Он хорошо говорил по-английски, лишь с легким налетом своего родного норвежского. – С тех пор как этот молодой человек сел безбилетником на мое судно двадцать месяцев назад, ни одна страна не разрешила ему сойти на берег. В каждом порту мне говорили одно и то же: «У него нет паспорта, нет никаких документов. Значит, он не может покинуть вас. Он – ваш». – Капитан поднял свои крупные руки моряка и в вопросительном жесте расставил пальцы. – Так что же мне с ним делать – отдать его рыбам на съедение, потому что ни одна страна не впускает его?

Напряжение рассосалось. Стабби Гейтс молча отошел в знак уважения к капитану.

Чиновник Иммиграционной службы – уже совсем не резко – с сомнением произнес:

– Он утверждает, что он француз, так как родился во Французском Сомали.

– Это правда, – сказал капитан. – К сожалению, французы тоже требуют документы, а у этого человека их нет. Он клянется мне, что у него никогда не было бумаг, и я ему верю. Он честный и хороший работник. Это можно понять за двадцать-то месяцев.

Анри Дюваль следил за обменом репликами, переводя с надеждой взгляд с одного лица на другое. Теперь он посмотрел на чиновника.

– Мне очень жаль. В Канаде он не может сойти на берег. – Чиновник был явно смущен. Несмотря на внешнюю суровость, он не был жестоким человеком и порой хотел, чтобы правила на его работе были более гибкими. И чуть ли не извиняющимся тоном он добавил: – Боюсь, я ничего не могу тут сделать, капитан.