Жар-пожар. Огненно-рыжие волосы и тут снова речь об огне. Как-то странно.
– И вовсе я тебя не ненавижу. Я тебя просто презираю, маленький ублюдок! – она на миг отвлекла меня от мыслей о пламени, но я сразу же вернулся к ним, потому что ощутил, как заметная волна тепла прошлась по коже.
Как интересно. А ну-ка снова! Я сосредоточился на скотче, на пламени, рисовал перед собой языки огня, лижущие стены или хотя бы стул. Но без толку. Даже временное ощущение тепла пропало. Что за фигня!
Может, все-таки нужны какие-то особые слова? Латынь? Заклинания из Гарри Поттера? Невербальная хрень какая-нибудь? Или Тони просто меня надул. Блядство…
– В камеру смотри.
– А? – я даже не заметил, как вернулась Ника.
– На меня смотря, говорю!
Я чуть приподнял голову, но продолжил смотреть на свои руки, замотанные скотчем. Полыхнула вспышка, отразившись от блестящей ленты весьма натуральным пламенем.
– Я кому говорю, смотри сюда! – она дернула меня за подбородок и тут же отскочила назад. – Пока ты гниешь в тюрьме, я буду смотреть на эту фотографию и…
Она еще раз сделала снимок, и вспышка вновь преобразилась в очень естественное пламя. Я постарался отключиться от всего вокруг, пытаясь видеть лишь язычки пламени на скотче. Коже стало очень и очень жарко, почти нестерпимо – и я увидел, как скотч начал деформироваться и съеживаться.
Давненько я такой боли не испытывал! В нос ударил запах жженых волос, отвратный еще и тем, что смешался с запахом горелого клея.
– Что-то горит? – озадаченно спросила рыжая и тут глаза ее округлились, когда она увидела плавящуюся клейкую ленту. – Демон!
Она в ужасе выронила камеру, и та жалобно звякнула разбитым объективом. Криком Ника отвлекла меня, и жар мгновенно исчез, оставив после себя лишь ноющую боль где-то под кожей.
Я дернул рукой, потом еще раз – скотч уже не был таким уж липким и прочным, и вскоре правая рука оказалась на свободе.
– Демон! – снова раздался вопль, пока я искал что-то острое, чтобы разрезать остальные полосы. – Обожемойбожемой! – заголосила она, принимаясь буквально вышвыривать ящики из ее письменного стола на пол. Может, крест ищет?
Среди содержимого одного из них я обнаружил канцелярские ножницы и оперативно освободился, сразу же встав на ноги.
– Ну наконец-то! – прохрипел я, что со стороны явно больше звучало как рык. Оставалось еще дьявольски рассмеяться, но что-то мне не хотелось шутить.
– Отче наш… – запричитала рыжая, ухватившись за маленькую иконку, которую схватила с полки над письменным столом. На нем я увидел свой телефон. – Пожалуйста, не надо, пощади! – и выставила икону перед собой.
Я подошел к столу, взял телефон и сунул в карман, а потом двумя пальцами опустил икону чуть ниже, чтобы видеть лицо рыжей:
– Ты больная, ты в курсе?
А потом развернулся и поспешил к выходу. Телефон на месте, остается только отчитаться перед Тони, что таким звездецом я заниматься не намерен. Пусть сам анализирует эту психичку.
Вышел на улицу, бахнув дверью, но не успел пройти и маленький садик перед домом, как по асфальту засвистели шины:
– Руки вверх!
– С-с-сука! – процедил я сквозь зубы, выполняя приказ.
Глава 37
Пара пистолетов, направленных на меня с очень близкого расстояния, не оставляли шансов убежать. Словить пулю в придачу к остальным моим бедам? Нет уж, спасибо.
– Тони, скотина, где же тебя носит! – подумал я, слушая шаги.
– Темыч, проверь дом, живо!
– Почему я?
– Реще, бля! – рявкнул у меня над самым ухом тот, кто, похоже, был постарше званием. – Мордой к стене. К стене, я сказал!
Глухо зазвенели наручники. Оправдываться еще и тут?