Когда-то я говорила, что не родила бы так рано, если бы у меня были младшие братья и сестры или я хотя бы видела младенцев уже в более-менее сознательном возрасте. Потому что тогда я бы знала, что такое дети и как это непросто. А сейчас я говорю, что если бы не родила первых двух вот так, по незнанию и наивности, то, возможно, впоследствии не решилась бы материнство вообще. Потому что именно мои старшие дети показали мне, что быть матерью, это сложно, но это также дает огромный ресурс, источник силы. С ними я никогда больше не была одинокой. У меня всегда было место, где меня ждут. И, когда они стали подрастать, я поняла, что готова повторить этот опыт.

И все же, в основе этого брака изначально была ненадежная конструкция. С его помощью я пыталась доказать себе свою женскую состоятельность. Получить подтверждение, что я настоящая женщина, что я это могу. Могу быть матерью, могу замуж, могу быть женой местечковой звезды.

Я действовала из этой мотивации в 18 лет, а есть женщины, которые и в 30, и в 40 считают, что брак поможет им залатать дыры в собственной самооценке. Это никогда не работает, и неважно, сколько вам сейчас лет.

Мой первый муж это считывал и время от времени бил именно в это больное место. Он мог сказать, что я «не дотягиваю» до его первой девушки в постели. Или что я никуда от него не денусь, потому что после родов якобы растолстела. Если бы сейчас мне вернули то мое «растолстевшее» двадцатилетнее тело, я была бы счастлива. Но в тот момент я чувствовала себя развалиной, которая вряд ли осмелится когда-нибудь раздеться перед другим мужчиной при свете. Уходя от него, я была уверена, что обречена на одиночество.

Я действительно любила его, как только юная женщина может любить талантливого мужчину. Но, как мы часто влюбляемся в красивый город и начинаем «путать туризм с эмиграцией», я попыталась сделать мужа из человека, которого лучше держать на сцене, а самой оставаться в зрительном зале, ради своей же безопасности.

Когда я развелась в первый раз, все вокруг только подтверждали мой страх, что я останусь одна до конца своих дней. Меня жалели, мне сочувствовали. «Такая молодая, и двое детей. Да еще и одна…» И отводили глаза, как это случается, когда человек не знает, как себя вести с собеседником, у которого в семье случилось горе.

Было ли горе в моей семье? Скажем так, я была в длительной депрессии. Почти не подходила к младшему сыну, лишь механически выполняла все необходимые действия вроде кормления и переодевания. Старшему было уже три, и он начал посещать детский сад, благодаря этому мне приходилось хотя бы выходить из дома. И все же я совсем зачахла. Я была одна в чужом городе, все мое общение сводилось к продавцам в магазине и веселому таджику, который продавал арбузы на рынке.

У меня не было ни профессии, ни работы, ни хоть каких-то планов на жизнь. Еще во время беременности вторым сыном я поступила в Литературный институт, но уже на первом курсе забрала документы, потому что понимала, что не вывезу обучение с младенцем на руках.

Однажды трехлетний сын, встретив у лифта соседа, показал на него и сказал:

– Папа.

В тот момент я была готова провалиться сквозь землю. Мне казалось это таким унизительным, что я даже пожалела, что сын в свои три года начал разговаривать (до этого у него была задержка речевого развития).

Как вы понимаете, я была на дне, и когда на горизонте появился парень, проявляющий ко мне живой интерес, это казалось мне настоящим чудом, подарком судьбы. Он играл в том же театре, где и моя мама. Я только вернулась в родной город, и меня пригласили побыть фотографом на юбилее театра. Мамины слова до сих пор звучат в моей голове: