К этому моменту Филипп, величайший политический деятель своего времени и крупнейший полководец эпохи, стал личностью поистине легендарной. Диодор Сицилийский в очередной раз обратил внимание на то, что македонский царь для достижения своих целей с успехом использует как дипломатию, так и оружие. Что же касается Александра, то он получил то, к чему стремился: общегреческую славу как победитель фиванцев, любовь армии за мужество в бою и уважение отца. Царевичу даже удалось побывать в Афинах и увидеть знаменитый город, о котором столько рассказывал ему Аристотель.

Итог многолетней борьбы Филиппа II с эллинами подвел Юстин. По мнению историка, в том, что произошло, больше всех были виноваты сами греки и никто другой: «Вследствие всего этого и случилось так, что по вине такой распущенности греков возвысился из ничтожества презренный, никому неведомый народ – македоняне, а Филипп, который три года содержался в Фивах как заложник, воспитавшийся на примерах доблестей Эпаминонда и Пелопида, наложил на всю Грецию и Азию как ярмо рабства господство Македонии». С таким выводом невозможно не согласиться, поскольку он отражает реальное положение дел после битвы при Херонее. Своими раздорами и распрями эллины погубили свободу Греции.

В XIX веке был найден лев, установленный над могилой «Священного отряда» у Херонеи. По приказу султана его должны были вывести в Стамбул. Но турки не успели это сделать, поскольку в Греции вспыхнула война за независимость, и администрации султана стало не до культурных ценностей. Опасность подкралась к памятнику с другой стороны, когда по приказу командира одного из повстанческих отрядов его разбили на куски, думая, что внутри спрятаны сокровища. Сокровищ, естественно, не нашли, а льва чуть не сгубили, лишь в 1902 году он был восстановлен греческими археологами. Так и стоит каменный лев на своём историческом месте, напоминая о подвиге воинов, павших за свободу и независимость Эллады.

Владей своими страстями

или они овладеют тобою.

Эпиктет

Греческий историк Полибий пишет о том, что на саркофаге Филиппа II была выбита такая надпись: «Он ценил радости жизни». Действительно, что-что, а радоваться жизни македонский царь умел, причём радовался так, что слава об этом дошла до наших дней. Вся Эллада знала о том, как после победы при Херонее пьяный Филипп, как сатир, скакал среди убитых афинян, распевая во всю глотку первые слова законопроекта Демосфена: «Демосфен, сын Демосфена, предложил афинянам…»![17] Сказать, что базилевс любил погулять, значит, ничего не сказать. Проводя большую часть жизни в боях и походах, постоянно балансируя на грани жизни и смерти, Филипп, страшно изматывал себя. Поэтому нет ничего удивительного, что царю требовалась разрядка. Беда была в том, что базилевс не знал чувства меры, не мог вовремя остановиться и выражение «праздник каждый день» иногда весьма точно характеризовало положение дел при царском дворе. Но вряд ли попойки базилевса были столь ужасны, как о них рассказывают некоторые античные авторы. Если всё время пить, то когда же управлять государством?

Особенно усердствовал в описании царских оргий греческий историк Феопомп, современник Филиппа и Александра, побывавший при македонском дворе и впоследствии написавший «Историю Филиппа». Но уже Полибий подверг труд Феопомпа жесточайшей критике. В приведенном ниже отрывке присутствуют как фрагмент из «Истории» Феопомпа, так и критика Полибия: «…наибольшего порицания достоин Феопомп. Так, в начале своей истории Филиппа он говорит, что сильнейшим побуждением к составлению труда служило для него то, что никогда еще Европа не производила на свет такого человека, каков Филипп, сын Аминта, а вслед за сим и во введении, и во всей истории изображает его человеком необузданнейшим в отношениях к женщинам до такой даже степени, что и собственный дом свой он пошатнул излишествами в любострастии, насколько это от него зависело, выставляет его человеком беззаконнейшим и коварнейшим в обращении с друзьями и союзниками, поработителем множества городов, кои он захватывал обманом или насилием, человеком преданным неумеренному пьянству, так, что даже днем он не раз показывался среди друзей в пьяном виде. Если кто прочитает начало сорок девятой книги Феопомпа, безрассудство историка приведет его в изумление, ибо, не говоря уже о прочем, мы находим у него даже такие выражения: „Если обретался где-либо среди эллинов или варваров, – говорит он, – мы сочли нужным привести его собственные слова, – какой развратник или наглец, все они собирались в Македонию к Филиппу и там получали звание друзей царя. Да и вообще Филипп знать не хотел людей благонравных и бережливых, напротив, ценил и отличал расточительных или проводящих жизнь в пьянстве и игре. Он не только давал им средства для порочной жизни, но возбуждал их к соревнованию во всевозможных мерзостях и беспутствах. Каких только пороков или преступлений не было на этих людях? Зато они были далеки от всего честного и благородного. Одни из них, в возмужалом возрасте, ходили всегда бритыми, с выглаженной кожей, другие, хотя и носили бороду, предавались разврату друг с другом. Они водили за собою двух-трех любодеев, а другим предлагали те же услуги, что и любодеи. Поэтому правильнее было бы считать этих друзей не товарищами, но товарками, называть их не воинами, но потаскухами. По натуре человекоубийцы, по образу жизни они были любодеи. Во избежание многословия, – продолжает Феопомп, – тем паче, что передо мною столько важных дел, скажу вообще: мне думается, что люди, именовавшиеся друзьями и товарищами Филиппа, были на самом деле такими скотами и развратниками, что с ними не могли бы сравниться ни Кентавры, обитавшие на Пелии, ни Лестригоны, жившие на Леонтинской равнине, ни вообще какая бы то ни было тварь“.