– Под вуалью?

– Ну да, она была в шляпе с широкими полями и густой вуалью, совершенно скрывающей лицо. Об этом я узнал, разумеется, уже от портье в холле, не от Хосе – ведь он не мог никому задать ни одного вопроса толком, объяснялся как глухонемой. Дама была высокая и говорила низким грудным голосом, слегка глуховатым. На ней было длинное пальто, застегнутое на все пуговицы, и кожаные перчатки. Кроме этой самой вуали, ничего особенного в ее облике портье не приметил. Но обратил внимание на одну маленькую странность: когда дама хотела достать деньги, чтобы отблагодарить портье за услугу (она дала ему пять долларов), то сперва полезла в карман пальто, и только потом открыла сумочку, и достала купюру из кошелька. Кстати, не снимая перчаток… Вам это о чем-нибудь говорит?

– Переодетый мужчина?!

– Точно. Я тоже так подумал. Ну скажите, какая женщина, держа в руках сумочку, полезла бы за деньгами в карман?..

Я вынуждена была признать, что, став оперным певцом, Мигель Мартинес похоронил в себе отличного детектива. Он усмехнулся:

– Спасибо за комплимент. Только я очень хотел бы, чтоб эти способности никогда больше мне не пригодились! Но я еще не сказал вам самого главного, Танечка. Я попросил портье припомнить дословно все, что сказала эта «дама». Тоже не бесплатно, разумеется… Ничего особенного в ее словах не было. Кроме одной любопытной детали – по-моему, очень даже любопытной! Она сказала (или он): «У меня важное письмо для „дона Марти“…» Скажите, Таня, встречали вы где-нибудь в печати, чтобы меня так называли?

– Да нет вроде бы…

– Правильно. И не встретите. Потому что это прозвище употребляется в очень узком кругу. Только среди оперного бомонда. Вернее, в основном в кругу известных теноров и никогда – публично. Так сказать, ласковое «семейное» прозвище. По-моему, только однажды Лючано… Паваротти, я имею в виду, назвал меня так на публике. Правда, тогда и публика была специфическая… в основном, члены королевских семей Европы. И уж, во всяком случае, никакой прессы. Так что я в полном недоумении, Таня! До сегодняшнего вечера я мог бы поклясться, что в Тарасове никто и не слышал этого имени – «дон Марти»…

Я согласилась, что это и в самом деле очень интересно.

Приватная беседа со служащим «Астории», которого Мартинес называл портье, была центральным пунктом в «расследовании» испанца, но не единственным. Он выяснил также, что в бар мужеподобная дама даже не заходила – там ее никто не видел. Зато у нее была прекрасная возможность подняться незамеченной на второй этаж по служебной лестнице, выход на которую находится как раз рядом с дверью злачного места. А дальше – попасть в номер Хосе или Мартинеса уже не представляло труда: с позиции дежурной по этажу двери номеров 23 и 24 не просматриваются, ее столик расположен за поворотом коридора, у главной лестницы. Не представляло труда, конечно, при условии, что «дама» располагала либо ключами от одного из номеров, либо профессиональными навыками попадать за запертые двери без помощи ключей.

К слову сказать, замки в номерах этого старинного тарасовского отеля были самые что ни есть допотопные – это я знала по своему богатому опыту. Так что открыть их – плевое дело даже для начинающего взломщика. Впрочем, учитывая острый дефицит времени у вора и то, что Хосе обнаружил оба номера запертыми, логичнее предположить, что похититель действовал все-таки ключами. Но в таком случае, где он их раздобыл?..

– Вы, конечно, говорили и с дежурной по этажу? – спросила я «детектива-любителя».