– Вот именно.

– И задрав твои юбки?

Его губы изгибались в ухмылке, тон был насмешливым.

– Прекратите! Это жестоко. То, что я уехала из дома, было глупо, но я не потаскуха, и вы не должны смотреть на мои ляжки. Никто никогда не…

Она замолчала, поняв, насколько жалко прозвучали эти слова. Беспомощность охватила ее, леденя сердце. Она не сможет помешать ему сделать все, что ему вздумается. Даже ее собственному предательскому телу, похоже, приятны его прикосновения! Она отвела взгляд, не удержав слезинки, которые скатились из глаз. Пусть с момента смерти отца она и совершала глупости, однако его имени она не позорила.

Какое-то негромкое слово на гэльском заставило ее снова посмотреть на Гордона. Он приподнялся, освобождая ее подол. Она поспешно притянула юбку к себе и села так, что ее ноги снова оказались закрыты. Гордон снова улегся на кровать и, приняв расслабленную позу, стал смотреть на нее. В такой странной ситуации она еще никогда не оказывалась. Вся ее жизнь доселе шла в соответствии с правилами и традициями. Ей даже в голову не приходила мысль о том, чтобы оказаться в постели с почти незнакомым мужчиной. По крайней мере если этот мужчина не являлся бы ее супругом. Невесты нередко впервые встречались со своими мужьями только в брачную ночь.

Однако она не могла утешаться мыслью о том, что брачные обеты охраняют ее честь и будущее. Если этой ночью она лишится невинности, то наутро ее будет ждать весьма суровая реальность. Найдется немало людей, которые будут указывать на нее пальцем и осуждать за то, что она не соблюла чистоту. Гордона такая будущность не ждет. Нет, позор будет ждать ее одну – и он будет заслуженным, поскольку ей не следовало уезжать, пренебрегая советом Синклера. Винить она может только себя саму.

Она глубоко вздохнула, сморгнула слезы с ресниц и решила, что лучше прямо встретить то, что ее ждет, чем съежиться и дрожать от страха.

– Ну и что вы теперь хотите, Гордон Дуайр?

Его губы чуть дернулись, но улыбки на них не появилось. Он пристально наблюдал за нею, словно изучая ее.

– Мне не следовало смотреть на твои ляжки, милая.

Джемма кивнула: она была вполне с этим согласна.

– Хотя мне это было очень приятно.

Его нахальная улыбка стала ясным подтверждением полученного им удовольствия.

Она возмущенно фыркнула:

– Если вы ждете, что я поблагодарю вас за комплимент, то вы ошиблись!

Он предостерегающе поднял палец.

– Может быть, но я вижу, что я тебе так же интересен, как и ты мне.

– Нисколько.

Его улыбка стала еще шире.

– Ты раздеваешь меня взглядом, Джемма. Я не могу не думать об этом.

– Ну так постарайтесь.

Она именно так и сделает, если понадобится.

Он покачал головой.

– Но ты действительно меня ударила, так что… – Его взгляд переместился на ее губы, и в его глазах вспыхнула страсть. – Ты должна мне один сладкий поцелуй, который утолит мою боль.

– Как это похоже на мужчину – считать, что поцелуи утоляют боль!

Он снова насмешливо выгнул бровь.

– Ты же не станешь спорить, что многие матери хотят поцелуем умерить недомогание их ребенка?

– Вы далеко не ребенок.

И она слишком хорошо это знала, к немалой опасности для своего здравого рассудка. Ее соски так и остались затвердевшими, словно мечтая снова ощутить его близость. Мысль о том, чтобы поцеловать его, грозила отнять у нее последние остатки самообладания.

– Если я растянусь на спине и разрешу тебе пощекотать мне живот, ты одаришь меня сладким поцелуем, Джемма?

У нее мгновенно пересохло во рту.

– Даже не надейтесь.

Она с трудом заставила себя произнести слова отказа, борясь с влечением, возникавшим из скопившегося в ней возбуждения. Какая-то часть ее существа хотела ласкать его, и это желание было настолько сильным, что она едва с ним справлялась.