– Я совершила ошибку, уехав из замка в такой поздний час.

– Совершила, тут сомнений нет. И это чуть не стоило тебе жизни.

В его голосе явно прозвучало осуждение. Джемму его резкость заставила ощетиниться.

– Обычно я не нарушаю правил, установленных моим братом.

– А вот в это верится с трудом. Я и подсчитать не смогу, сколько раз видел, как ты скачешь по этому месту.

«Он смотрел, как я езжу верхом?»

Джемма вцепилась пальцами в ткань юбки и ото шла от него на несколько шагов. Ее желудок неприятно трепыхнулся.

Он видел ее бессчетное количество раз?!

– Вам не следовало это делать.

Единственным источником света был подсвечник, стоявший на столе. В полумраке ей было спокойнее – так легче было скрывать свои чувства.

– Нет, милая. Это тебе не следовало оказываться там, где я с моими людьми мог за тобой наблюдать.

В его голосе по-прежнему слышалось осуждение. Это задело ее гордость и заставило возмущенно вскинуть голову.

– Вам до меня нет дела, сэр. И я всегда оставалась на своей земле. Разве не так?

Он пошел следом за ней, и она не могла решить, что лучше – отступить дальше или остаться на месте. В его взгляде промелькнуло какое-то чувство… неужели одобрение?

– Но сейчас мне есть до тебя дело, потому что это моими людьми я рисковал, чтобы тебя спасти. Знай, что я не рискую ими бездумно. А ты еще слишком глупа, чтобы давать тебе такую свободу, какую предоставил тебе твой брат.

Джемма ахнула, ощущая себя одновременно глубоко задетой и удивленной тем, что он мог счесть себя вправе решать, что для нее будет лучше. Это желание показалось ей даже трогательным и было воспринято ее телом, словно ласка.

– То, что вы просили моей руки, еще не дает вам права мне что-то диктовать, сэр.

Он опустил руки, и она снова задрожала, вспомнив, какими были ее ощущения, когда она прижималась к нему во время скачки. Искра возбуждения вспыхнула так стремительно, что она снова больно прикусила губу, чтобы как-то отвлечься от волнения, кипевшего в ее теле.

– А вот то, что я подхватил тебя с земли, не дав изнасиловать, дает мне такое право, милая. – Его голос ранил ее, словно острое лезвие. На его лице не осталось и следа дружелюбия – там читалось только суровое осуждение. – Я просил у твоего брата разрешения за тобой ухаживать, но никогда не просил твоей руки. И теперь мне сдается, что тогда я поступил мудро. Мне не нужна жена, у которой ума меньше, чем у малого ребенка.

Его отповедь обжигала болью.

Джемма испытала такое же ощущение, словно от удара кнутом. Удар кнутом она получила всего один раз в жизни – и по очень похожей причине. От недостатка внимания к тому, что происходит вокруг нее.

Ей было всего десять лет – и она вышла в ту часть площадки для тренировок бойцов, куда ей ходить не полагалось. Толстый плетеный кнут успел впиться ей прямо в спину прежде, чем мужчины заметили вторжение постороннего на их территорию. Она совершила ошибку, придя туда, и отец дал ей это понять очень прямо, наказав прямо на глазах у всех, кто в тот момент был на тренировке. Что ж, отцу было положено ее воспитывать. И этот урок она не забывала все то время, пока он был жив.

Вот почему осуждение Гордона Дуайра задело ее так сильно. Она не лишена недостатков, но это еще не значит, что ей нужен кто-то, кто пытался бы вести себя так, как положено отцу.

– Ну что ж, похоже, мы с вами сошлись во мнении. Я тут чужая, лэрд Бэррас.

Она произнесла его титул на английский манер, чтобы еще сильнее подчеркнуть, насколько они разные.

Ее собеседник презрительно фыркнул.

Этот звук ясно показал, насколько он с ней не согласен. Джемма почувствовала, что невольно вскинула голову. Она успела остановиться, так что это движение могло бы остаться незамеченным, однако его взгляд явно отметил это выражение упрямой воли. Его глаза вспыхнули, говоря о его решимости добиться, чтобы она покорилась ему.