Надеюсь, папа разберется…

Но черная пятница еще не кончилась. И напомнила о себе еще одной фишкой. И определила нашу жизнь – мою и Алешкину – на целую неделю вперед. И вовлекла нас в такие события, которые нормальные люди обходят стороной. Но мы этого сделать не могли… Да, трудно быть честными наполовину.

Как только Любаша, все еще всхлипывая, ушла, позвонила бабушка Ростика и спросила у Алешки, когда ее внук собирается домой.

А я откуда знаю? – вежливо удивился Алешка.

А разве он не у вас? – удивилась бабушка. – Сказал, что к тебе пошел.

Нет. Он уехал.

Куда уехал? На чем?

На экскаваторе.

И где он его взял?

На стройке, там их полно.

Ну будет ему! – пригрозила бабушка. – Мало не покажется!

Вот, еще и Ростику «мало не покажется». Впрочем, ему не привыкать к неприятностям. Это, как сказала бы наша ботаничка, естественная среда его обитания. Лишите Ростика неприятностей, и он завянет без них, как оконный цветок без поливки. А так – цветет и улыбается…

Между тем близился вечер. И вместе с ним – папа. Мама заметно волновалась и даже позвонила ему на работу – дежурный ответил, что полковник Оболенский «отбыл по месту жительства».

Тогда мама на всякий случай, пока полковник не прибыл на место жительства, отправила Алешку в ванную.

– Заодно и помоюсь, – безмятежно пошутил он.

…Папа пришел озабоченный своими Интерпол овскими делами, усталый и голодный. Такой голодный, что не заметил сгоревшие котлеты. Он съел три штуки – они хрустели у него на зубах, как речной песок под колесами телеги, – и сразу же спросил:

Что натворили?

Котлеты сожгли. – Я постарался этой новостью оттянуть неизбежную разборку.

Жаль, – вздохнул папа. – Я бы котлетке обрадовался.

А что, три штуки подряд тебя не порадовали? – спросила мама.

Это были котлеты? – удивился папа.

– А ты что думал? – удивилась мама. Она, похоже, тоже тянула время.

Но папа на этот вопрос не ответил. То ли не знал, что ответить, то ли не хотел огорчать маму.

Так, – сказал он, – с котлетами разобрались. Что еще?

Алешка учительнице нагрубил. Его из школы исключили.

А из дома не выгнали? Где он? Алексей!

Иду, – послышался недовольный Алешкин голос. – Помыться не дают.

Он пришел на кухню с мокрой головой и в мамином халате, подол которого, чтобы на него не наступить, придерживал обеими руками.

– Докладывай, – сказал папа. – Только не ври.

Этого он мог и не говорить. Алешка никогда не врет. Даже для собственной пользы. За исключением тех случаев, когда надо кого-то выручить из беды.

И он «доложил».

После большой перемены в Алешкин класс пошли трое: наш директор – бравый отставной полковник, заплаканная Любаша и молодая женщина, вся в волнистых локонах. Похожая па Мальвину. У нее были светлые пустые глаза, в которых ничего не отражалось – никаких чувств. Ни плохих, ни хороших.

– Здравия желаю! – сказал Семен Михалыч, когда ребята встали и затихли. – Слушать приказ: решением вышестоящей организации Татьяна Львовна, – жест в сторону Мальвины, – назначается в ваше подразделение на должность учителя. Вопросы есть?

Так точно! – вскочил Алешка. Он всегда шутливо подыгрывал директору.

Фамилия?

Рядовой Оболенский! – Алешка вытянулся, как стойкий оловянный солдатик. – Товарищ полковник, а если мы против?

И тут все ребята зашумели. Как на митинге избирателей. В поддержку своей кандидатуры.

– Приказы не обсуждаются, – прервал их возмущение директор. – Приказы выполняются. Любовь Сергеевна направлена в нижестоящее подразделение – детский сад «Солнышко» – воспитателем старшей группы.

Тут шум немного поубавился. Через «Солнышко» прошли почти все наши ученики. И сохранили о нем самые теплые воспоминания.