– Ну-ну, – сказала одна из них. – Наверное, это судьба или еще чего. Но раз пришел ее муж, есть надежда, что он приведет ее в чувство.

Женщина, которая увидела его первой, сказала:

– Мы говорили вашей жене не ходить туда, но она не послушалась. Она вбила себе в голову отнести страннице еды, хотя, вернее всего, это дьявол или того хуже – ряженый эльф.

– Моя жена в опасности? Дамы, прошу вас, объяснитесь.

– Здесь все утро бродит странная женщина, – вступила другая. – Волосы ниже плеч, плащ из черных лохмотьев. Она заявила, что она из саксов, но мы никогда не видели, чтобы саксы так одевались. Она пыталась подобраться к нам на берегу, когда мы занимались стиркой, но мы вовремя увидели ее и отогнали подальше. Но она все время возвращалась обратно и вела себя так, словно ее изводит какое-то горе, и иногда просила у нас еды. Мы уверены, что все это время она направляла свои чары прямо на вашу жену, сэр, потому что нам дважды за утро пришлось удерживать Беатрису за руки, так ей хотелось подойти к дьяволу. А теперь она вырвалась и пошла к старому терновнику, где тот ее дожидается. Мы удерживали ее, как могли, сэр, но, видно, в нее уже проникла дьявольская сила, потому что неестественно для женщины с такой тонкой костью и пожилой, как ваша жена, быть такой сильной.

– К старому терновнику…

– Она только что туда отправилась, сэр. Но это точно дьявол, поэтому, если пойдете за ней, берегитесь, чтобы не споткнуться или не порезаться об отравленный чертополох, потому что рана может никогда не зажить.

Аксель приложил все силы, чтобы скрыть от женщин свое раздражение, и вежливо ответил:

– Благодарю вас, дамы. Пойду посмотрю, что на уме у моей жены. Простите.

Для жителей нашей деревни выражение «старый терновник» обозначало как само терновое дерево, будто выросшее прямо из камня на краю выступа скалы в нескольких минутах ходьбы от норы, так и живописное место, украшением которого дерево являлось. В солнечный день, если не было сильного ветра, там можно было приятно провести время. Перед глазами открывался отличный вид на окрестные земли вплоть до самой реки, на ее изгиб и расстилавшиеся за ним болота. По воскресеньям вокруг кряжистых корней часто играли дети, иногда отважно прыгая с края уступа, обрыв под которым, по правде сказать, был совсем невысоким, и ребенок не мог пострадать, а просто скатился бы, как бочонок, по травянистому склону. Но утром на неделе, когда и взрослые, и дети были заняты работой, это место должно было пустовать, и Аксель, поднимаясь сквозь хмарь вверх по склону, вовсе не удивился, увидев, что женщины там совсем одни, выделяясь на фоне белесого неба черными силуэтами. Действительно, незнакомка, сидевшая, прислонившись спиной к скале, была одета престранным образом. По крайней мере, с расстояния ее плащ казался сделанным из множества сшитых вместе лоскутков и полоскался на ветру, придавая своей владелице сходство с огромной, собирающейся взлететь птицей. Рядом с ней Беатриса – по-прежнему стоявшая, хотя и наклонив голову в сторону собеседницы, – казалась маленькой и беззащитной. Обе были поглощены разговором, но, увидев подходившего снизу Акселя, замолчали и уставились на него. Потом Беатриса подошла к краю утеса и крикнула:

– Стой там, муж, ни шагу дальше! Я сама к тебе подойду. Только не лезь сюда и не нарушай покой этой бедной женщины, которая только что присела дать отдых ногам и перекусить вчерашним хлебом.

Аксель стал ждать, как ему было сказано, и вскоре увидел, как жена спускается по длинному проселку к месту, где он остановился. Она подошла к нему вплотную и, без сомнения, заботясь о том, чтобы ветер не донес их слова до странницы, тихо сказала: