Что он им сказал? – спросил Блевинс.

Никто не пожелал удовлетворить его любопытство. В кузове стояли ящики и мешки, а также несколько пятигаллоновых канистр с бензином. То и дело к шоферу подходили местные, совали ему какие-то свертки и ящики и передавали сложенные бумажки, которые тот без лишних слов рассовывал по карманам.

Вон твои красавицы, сказал Ролинс Джону-Грейди.

Вижу.

Девочки стояли, тесно прижавшись друг к дружке. Одна держала другую за руку, и обе плакали.

Чего они ревут? – спросил Ролинс, но Джон-Грейди только покачал головой.

Девочки стояли и смотрели, как загружают грузовик разными ящиками и свертками, а охранники сидели и курили, придерживая винтовки. Девочки простояли так целый час, пока мотор «форда» не заработал, после чего водитель захлопнул крышку капота, сел в кабину, и грузовик с тремя закованными в цепи арестантами дернулся и, медленно двинувшись по узкой немощеной улочке, скрылся в густом облаке дыма и пыли.

Арестантов сопровождали трое конвоиров – молодые парни из местных в плохо пригнанной и давно не глаженной форме. Судя по всему, им было строго-настрого приказано не вступать ни в какие разговоры с американцами, потому что, встречаясь взглядами со своими подопечными, они тотчас же отворачивались и начинали усиленно смотреть в сторону. Пока грузовик петлял по улочкам, эти ребята кивали и махали руками знакомым, стоявшим в дверях домов. Капитан ехал в кабине с водителем. За грузовиком погналось несколько собак, и шофер резко крутанул баранку, норовя задавить хотя бы одну из них, отчего охранники в кузове судорожно схватились за борта, а шофер с хохотом глянул на них в зеркало заднего вида, и они тоже засмеялись и начали тыкать друг друга кулаками и локтями в бока, а потом угомонились и, не выпуская винтовок, сурово уставились на дорогу.

Грузовик тем временем в очередной раз свернул и остановился перед домом, выкрашенным в ярко-голубой цвет. Капитан протянул руку и нажал на гудок. Вскоре отворилась дверь, и на улицу вышел человек, не без элегантности одетый словно чарро. Капитан вылез из кабины, чарро сел рядом с шофером, капитан тоже залез в кабину, захлопнул дверцу, и они поехали дальше.

Вскоре позади остались последние хибары и коррали с глинобитными коровниками. Грузовик преодолел речушку, где вода сверкала, переливаясь всеми цветами нефтяной радуги. Затем, надрывно воя, «форд» взобрался по каменистому подъему и, оказавшись снова на ровном месте, покатил по пустыне под лучами еще низкого утреннего солнца.

Арестованные смотрели, как из-под колес грузовика поднимается пыль, нависает над дорогой и медленно расползается над пустыней. Они изо всех сил пытались усидеть на своих одеялах, чтобы не отбить бока о доски кузова – машину сильно трясло. Оказавшись на развилке, грузовик свернул на юг, в сторону Куатро-Сьенагас и Сальтильо, до которого было, судя по указателю, четыреста километров.

Блевинс расстелил одеяло и улегся на него, закинув руки за голову. Он лежал, уставившись в безоблачное голубое небо пустыни. Птиц вокруг не было. Когда Блевинс заговорил, его голос вибрировал от тряски кузова под его спиной.

Да, ребя-бя-та, д-доро-рога будет д-долгой, произнес он.

Ролинс и Джон-Грейди посмотрели сначала на него, потом друг на друга, но никак не отозвались на это высказывание.

Старик сказал, что до Сальтильо ехать целый день. Я его спрашивал, снова подал голос Блевинс. Говорит, что целый день.

Еще до полудня они выехали на большое шоссе, которое шло к городку Бокильяс на границе, но машина поехала не туда, а вглубь страны, через поселки Сан-Гильермо, Сан-Мигель, Танке-эль-Ревес. Шоссе было ухабистым и раскаленным, немногие встречные грузовики обдавали их градом пыли и мелких камешков, и пассажиры спешно отворачивались, прикрывая лица рукавами. Грузовик остановился в Окампо, водитель выгрузил какие-то ящики, отдал письма, потом поехали дальше, на Эль-Осо. Вскоре машина остановилась у маленького придорожного кафе, и охранники, спрыгнув с грузовика, двинулись туда, прихватив винтовки. Арестанты остались на месте. Дети, носившиеся по дворику, прекратили игру и уставились на приехавших, а тощий белый пес, словно давно уже дожидавшийся подобного события, неторопливо подошел, долго мочился на шину заднего колеса, а затем с достоинством удалился.