«Мужу, отцу, дедушке и прадедушке», – перевел лейтенант Чередниченко, бравший у Маркова уроки немецкого.

– Ого, восемьдесят лет прожил! – позавидовал Курту Майеру Пашка Клюев, прочитав даты жизни на обелиске.

– Старшина в два раза меньше, – буркнул Фомичев, надписывая химическим карандашом фанерную табличку.

– По нынешним временам неплохо, – философски заметил Быков.

– Да чего ж хорошего?! – подивился молодой солдатик Вася Бурцев.

– А ты попробуй, проживи, – как эхо, отозвался Быков. И, отвернувшись, начал вычищать о цоколь прихваченную с грузовика большую саперную лопату.

– А чего, и вправду не так уж и плохо, – неожиданно принялся развивать тему Фомичев. – Не без вести пропал, и то слава Богу. Семья хоть денег получит. Да еще и схоронили в гробу…

– Ему без разницы, – обронил кто-то.

– Это точно. Только неизвестно, как и где нас зароют. – Фомичев воткнул готовую табличку в свеженасыпанный холмик. Оглядел всех собравшихся и добавил: – Да и зароют ли вообще…

– Харе, Игнат, и без тебя тошно, – раздался голос еще одного из разведчиков.

На обратном пути Чередниченко практиковался в иностранном языке путем чтения надписей на надгробиях. За немецкими фразами обычно тут же следовал в исполнении лейтенанта перевод.

– «Der Tod findet schon eine Ursache», – прочитал Чередниченко на одном из надгробий ближе к выходу. – Это что значит, товарищ капитан?

– «Смерть уже ищет причину», – машинально с ходу перевел Марков.

Разведчики остановились как вкопанные. Паша-Комбайнер поперхнулся и закашлялся. Фомичев судорожно сглотнул. Вася Бурцев быстро-быстро захлопал глазами.

– Давай, лейтенант, завязывай, – глухо проговорил Быков и, шагнув за ворота, закинул лопату в кузов грузовика.

С затянутого тучами неба стал накрапывать мелкий дождик. Все забрались в машину. Марков сел на свое место рядом с водителем. «Опель» начал медленно пятиться задним ходом в сторону перекрестка. Закрыв створки кладбищенских ворот на цепочку, взглядом провожал машину старик-смотритель. Овчарка подошла и легла у его ног, положив голову на лапы. Пока не развернулись, Марков долго наблюдал за ними в пробитое пулями ветровое стекло…

Вечером всей командой ели поросенка. Куценко нажарил свинины в нескольких огромных сковородках, выставил на стол прямо в гостиной хозяйский хрусталь. Надо полагать, без спроса. Марков распорядился назначить часовых.

– Надо бы еще в батальон съездить, – озабоченно проговорил Куценко. – Мы довольствие три дня не получали.

– Съездим, – поддержал Марков. – Только чтобы караулы были всю ночь. Ясно?

Несколько секунд Марков буравил сержанта взглядом, пока тот не начал чуть ли не физически съеживаться за столом прямо на глазах.

– Ка-ра-улы! – раздельно повторил капитан. – Лейтенант Чередниченко, проследите!

– Есть! – чертиком из табакерки подскочил Чередниченко.

– А теперь можете получить продукты.

– Быков, за мной! – направился к выходу лейтенант.

– Махни на дорожку, – придержав ефрейтора за рукав, шепнул ему Куценко, как шахматной фигурой на доске, двигая по столу наполненной мельхиоровой стопкой.

– За рулем не пью, – отрезал водитель «Опеля».

Через час Чередниченко с Быковым благополучно вернулись. Раздали всем хлеб, консервы и сухари по распоряжению Маркова убрали в два потертых вещмешка как неприкосновенный запас. Сегодня в центре внимания была жареная свинина. Куценко исхитрился еще где-то достать картошки. Вполне возможно, что в хозяйском погребе. Марков разрешил выложить на стол четыре фляги.

– Дык, товарищ капитан, закусон-то мировой, – робко попытался увеличить ставку Куценко. И тут же потупился под пристальным взглядом серых глаз – все знали, что спорить с командиром бесполезно. А ослушаться втихаря никому и в голову бы не пришло. Так уж в подразделении повелось. И дело было не только в соблюдении буквы устава…