А горы грозно отступили
И морю преградили путь…
С тех пор о берег плещут волны
И точат каменную грудь!..

У байдарских ворот

Я в Байдарах, – то сбылося,
Что давно я звал мечтой, —
Вся величественность моря
Развернулась предо мной.
Эта синяя громада
В блеске солнца, в блеске дня
Свежей влагою морскою
Вдруг дохнула на меня.
Затаив дыханье, с думой
Перед морем я стою:
Вот где силы духа смерить,
Утопить печаль мою…

У Ай-Петри

День умирал, и вздох последний
Вдруг замер с отблеском зари,
На волнах моря отражённый
И на вершинах Ай-Петри́.
От скал на тихие долины,
Темнея, тени налегли,
А из долин, клубясь, к вершинам
Как дым, туманы поползли.
Уснуло всё под кровом ночи —
И в мёртвых скалах тишина,
И лишь слышней о берег плещет
Седая, тёмная волна…

Князь П. Вяземский

Месячная ночь

Там высоко в звёздном море,
Словно лебедь золотой,
На безоблачном просторе
Ходит месяц молодой,
   Наш красавец ненаглядный,
Южной ночи гость и друг;
Всё при нём в тени прохладной,
Всё затеплилось вокруг:
   Горы, скаты их, вершины,
Тополь, лавр и кипарис
И во глубь морской пучины
Выдвигающийся мыс,
   Всё мгновенно просветлело —
Путь и тёмные углы,
Всё прияло жизнь и тело,
Всё воскреснуло из мглы.
   С негой юга сны востока,
Поэтические сны,
Вести, гости издалёка,
Из волшебной стороны,—
Всё для северного сына
Говорит про мир иной;
За картиною картина,
Красота за красотой:
   Тишь и сладость неги южной,
   В небе звёздный караван,
   Здесь струёй среброжемчужной
Тихо плачущий фонтан.
   И при месячном сиянье,
   С моря, с долу, с высоты
Вьются в сребреном мерцанье
Тени, образы, мечты,
   Новых чувств и впечатлений
Мы не в силах превозмочь:
Льёшься чашей упоений
О, таврическая ночь!
   Вот татарин смуглолицый
По прибрежной вышине,
Словно всадник из гробницы,
Тенью мчится на коне, —
   Освещённый лунным блеском,
   Дико смотрит на меня,
Вдруг исчез! И море плеском
Вторит топоту коня.
   Здесь татарское селенье:
С плоской кровлей низкий дом
И на ней, как привиденье,
Дева в облаке ночном:
   Лишь выглядывают очи
Из накинутой чадры,
Как зарницы тёмной ночи
В знойно-летние жары.

Возвращаясь из Кореиза

Усеяно небо звёздами,
И чудно те звёзды горят,
И в море златыми очами
Красавицы с неба глядят;
    И зеркало пропасти зыбкой
Купает их в лоне своём
И, вспыхнув их яркой улыбкой,
Струится и брызжет огнём.
    Вдоль моря громады утёсов
Сплотились в единый утёс:
Над ними колосс из колоссов
Ай-Петри их всех перерос.
   Деревья, как сборище теней,
Воздушно толпясь по скалам,
Под сумраком с горных ступеней
Кивают задумчиво нам.
   Тревожное есть обаянье
В сей тёплой и призрачной мгле;
И самое ночи молчанье
Несётся, как песнь по земле.
То негой, то чувством испуга
В нас сердце трепещет сильней;
О ночь благодатного юга!
    Как много волшебного в ней!

«Слуху милые названья…»

   Слуху милые названья,
Зренью милые места!
Светлой цепью обаянья
К вам прикована мечта.
   Вот Ливадия, Массандра!
Благозвучные слова!
С древних берегов Меандра
Их навеяла молва.
    Гаспра тихая! Красиво
Расцветающий Мисхор!
Ореанда, горделиво
Поражающая взор!
   Живописного узора
Светлый, свежий лоскуток —
Кореиз, звездой с Босфора
Озарённый уголок.
   Солнце, тень, благоуханье,
Гор Таврических краса,
В немерцающем сиянье
Голубые небеса!
   Моря блеск и тишь, и трепет!
И средь тьмы и тишины
Вдоль прибрежья плач и лепет
Ночью плещущей волны!

Аюдаг

Там, где извилины дороги
Снуют свою вкруг моря сеть,
Вот страшно выполз из берлоги
Громадной тучности медведь.
Глядит налево и направо,
И в даль он смотрит свысока,
И подпирает величаво
Хребтом косматым облака.
В своём спокойствии медвежьем
Улёгся плотно исполин,