Так явно не приемлет
Света
только Тьма,
А то, что
отказалося
от Слова
Не может быть
ни счислено,
ни именем владеть,
Являясь знаком
лишь дурного
бессловесья,
Звенящей нотою
звериною
в созданиях ночи.
Но вот куда
бежать
Безмолью Тьмы,
Коль все вокруг —
Творенье
Бога,
Прозрачное для Света
и наполненное
Словом Бытия?
Как быть, коль Вечность —
Место
Блага,
Нетленное
владенье
Первобытия?
Противник Слова
и Начальник
Мрака
Избрал Себе
немедля
мир иной,
Противно-ложный
Свету,
поместив себя
И воинство свое
в небытие
пространства,
Которое зовется так
за то,
что в нем простерлась
Бесконечность разрушенья
и самовластье
мыслей и желаний.
Там, в полной тишине,
укрывшись
облаками миражей,
Тягуче-жидких
и обманных
снов,
Сонмы отпавших
ангелов
предались
Иной природе
Самобытия,
Нетленное
на тленное
сменив,
Материй облекшись,
словно
новым платьем,
Прикрыли ею наготу
постигшего
их Срама,
Само-поношенья
стремясь избегнуть
от самих себя.
Лишившись в Свете
места,
Темнота решила
Себе самой
создать
иное место,
Где будет безраздельно
царствовать
она одна,
Сама себя Законом
и Порядком
объявив.
И каждый из отпавших
поспешил
придать
Себе Лик новый,
сообразно
мыслям
и стремленьям
Господствующим
в каждом
из мятежных духов.
Но вот откуда вечное
могло возникнуть
в этом новом зыбком мире,
Где не был
до этого момента
ни бытия
и ни небытия?
Для этого свет
отделить
от Света
Решили
падшие
Умы,
Чтоб из того,
что может
создавать,
Создать себе
иное царство,
ложное
Гармонии
счисления
и Слову Бытия.
Но что есть
отделенный
Свет от Света,
Который омрачился
и утратил
светоностность —
Лишь только внешний
блеск,
сиянье лунное,
Живущее лишь
памятью
о дне,
В котором
получило
зарожденье.
Так и в том свете,
что избрал
себе удел,
Противный свету,
изначальная
его природа
Осталась тою же
безгрешной
и плодоносящей,
Готовая облечь собою все,
во что желает
превратиться он,
Хотя бы это
была бы
даже тьма ночная,
Слепящий мрак
бессветья,
слепота.
Материей
из блеска
обличась
Свободные
умы
торжествовали,
Надеясь в новом
месте
обрести покой.
Однако в той природе
новой,
невещественной еще,
Не ведающей
слова
и числа,
Фантазии
плодиться
начали,
Чудовищами
смутными
роясь,
А каждый
из умов
был принужден
Своей фантазией
одеться,
словно платьем,
И в ней существовать,
меняя
облик свой
Вслед за движеньем
воли
своего ума.
В ночи, когда
спит разум,
миражи
Являются
ужасные
порой,
Но ни один
из них
не может
И сравниться
с тем Ужасом,
что Мраком
был рожден,
Умов, его изведших,
повергнув
в тяжкий жребий
самоистязанья.
Вначале первые
из падших,
желая воплотиться,
Облекшись
новой
плотью
И новый лик
спеша
принять,
Немедля внешность обрели
пространственно —
первичную,
Противную
нетленности
Христа,
Где были и хвосты,
и лапы
вместо рук,
Рога и зубы,
кожа
с чешуей,
Покрытой
мерзкой слизью
и смрадом испарений —
Печальный результат
фантазии
больной
Отвергнувшего
самый ум
ума.
Каждый из восставших
в небытие,
страшась
Себе подобных,
желал
иных себе
Повергнуть
в больший
ужас,
Чем сам был
принужден
от собственной
фантазии терпеть.
Так ночь
рождала
тварь за тварью,
Одна
другой
страшней,
Которые затем,
желая
страхом утвердиться
И властвовать,
вступали
в бой
С себе подобными,
кого
не в силах Слово
Ни называть,
ни описанье
дать:
Настолько то,
что от начала было
во Тьме сокрыто,
Запретно было Слову
и противно
звуку и числу.
Материя эфирных
тел
тогда,
Когда пространство
не изведало еще
ни света, ни добра,
Была лучисто-лунной,
самоосвещая
своим телам,
Первичным детям
света,
бес-словесну тьму
Но лишь затем,
чтоб
обитатели ее
Могли
друг друга
разглядеть получше
Пред тем, как
броситься
терзать
друг друга,
Борясь
за право
самоторжества.
Во тьме царил
лишь Ужас
и Раздор,
Материю эфирных
тел
терзая
И заставляя