С остальными тремя мы виделись в Ленинграде очень часто. Красавица Сильвана казалась нам кинозвездой, наверно, потому, что была тезкой Сильваны Пампанини, очень тогда популярной. О ее семье мы мало что знали. А об Анне – что она венецианка и очень знатного рода. У Анны были рассыпанные по плечам золотые волосы, точеные черты лица и замечательная фигура. Ей только что исполнилось двадцать лет. Ее католическая семья – по непроверенным слухам, потомки Медичей – была очень религиозной. Детей воспитывали в строгости, о выпивках, куренье и поздних вечеринках не могло быть и речи. К тому же, Анна была очень застенчивой. Особенно она стеснялась говорить по-русски, хотя язык знала совсем неплохо. Ей казалось, что ее русский слишком книжный и искусственный, она хотела знать идиомы и сленг, записывала и выучивала наизусть песни Галича, Высоцкого и Окуджавы. Однажды Женя Рейн показал ей, как пьют водку «настоящие люди». Они не пользуются рюмками и стаканами, а пьют из горла. Он же спел ей несколько популярных и модных песен, слова которых она добросовестно записала. Через несколько дней, на чьем-то дне рождения, Анна взяла бутылку водки, запрокинула голову и стала пить из горла, как велел Учитель. Наутро у нее развязался язык. Когда на семинаре в университете профессор спросил иностранных аспирантов, какие они знают современные русские песни, Анна Дони подняла руку и чистым сильным голосом спела:

Холодно, голодно, нет кругом стен,
Где бы нам блядь найти, чтоб дала всем?

Фаусто был – не преувеличиваю – сказочно красив, широко образован и прекрасно воспитан. Приехал из Милана, сын врача-гинеколога, второй из четырех братьев.

Все трое без жалоб и нытья, с юмором переносили особенности советской жизни: грязное общежитие, стада клопов, нехватку горячей воды в душе, бесконечную, темную и сырую зиму, отсутствие солнца, свежих фруктов и овощей. Мы понимали, как им неуютно, и старались скрасить их жизнь, приглашая на толстые макароны с томатным соусом и сыром, которые они элегантно именовали то спагетти, то феттучини, то лингвини. «Вы не представляете, как мы ценим ваше гостеприимство, – говорил Фаусто. – Когда вы приедете в Италию…»

Мы фыркали от смеха, не давая ему закончить фразу. В то время рядовой советский человек мог видеть Италию только в итальянских фильмах.

Но в 1975 году колесо истории скрипнуло и повернулось, и мы оказались в Италии, среди величественных развалин, мраморных фонтанов, палаццо и шедевров Микеланджело.

В первый же день я побежала на вокзал Термини – в двух шагах от отеля «Чипро», куда нас поселили и где не было телефона, и позвонила Фаусто в Милан.

– Вы в Риме? Это невозмо-о-ожно! – раздался в трубке его протяжный голос. – Сейчас же позвоню Анне и Сизи, и мы постараемся приехать в Рим на уикенд. Где вы живете?

– Пока нигде, то есть в «Чипро». Но нам велено за двое суток найти квартиру, так что к уикенду мы куда-нибудь переедем.

– Мы вас найдем.

От Термини до «Чипро» десять минут ходьбы. Как только я вернулась в отель, в дверь постучали. Знакомых у нас в Риме не было. Напуганные рассказами о том, как в отелях обворовывают эмигрантов, мы решили не открывать. В коридоре мужской голос что-то тараторил по-итальянски, но мы сидели, как мыши. Наконец, шаги в коридоре удалились и затихли. Мы приоткрыли дверь. За ней стояла корзина великолепных роз с приколотой к ручке карточкой: «Benvenuto a Italia. Fausto».

Мы чувствовали себя полными идиотами. Будучи рядовыми советскими гражданами, мы не имели понятия, что цветы можно заказать по телефону и в считанные минуты их доставят по любому адресу.