Когда они возмужали, отец с матерью доверили Даждьбогу величайшее из сокровищ: Солнце, сияющий золотой щит. Начал сын Неба возить чудесный щит на лёгкой колеснице, запряжённой четвёркой белоснежных коней, начал озарять красы и дивные дива Земли: поля и холмы, высокие дубравы и смолистые сосновые боры, широкие озёра, вольные реки, звонкие ручейки и весёлые родники-студенцы. Радовалась о сыне Земля, радовалось Солнцу всё дышащее: соловьи пели ему песни, цветы поворачивали головки вослед, а ящерицы и добрые змеи выползали погреться на валуны. Надобно молвить, все змеи в те времена были добрыми и безобидными, как теперешние ужи, и умели просить у Неба дождя, когда его не хватало. Всё тянулось к небесному страннику Даждьбогу, всё под его взглядом цвело и плодоносило: недаром само его имя значило – Дающий Бог, Податель Всего.

Иногда Солнце опускалось вниз, посветить Исподней Стране. Тогда над Землёю смеркалось, и приходила Ночь, налетала, как птица с большими мягкими крыльями, отворяла на небе звёзды – живые глаза душ, ещё не родившихся в земных телах или, наоборот, уже вознёсшихся обратно в ирий.

На берегу Океан-моря, на самом западе, Даждь-бога ждала добрая лодья и стаи птиц – лебедей, гусей, уток – готовых впрячься и переправить его вместе с конями в небо Исподней Страны. Там он пробегал свой ночной путь, и лодья, запряжённая птицами, вновь перевозила его через светлый утренний Океан. Вот почему, когда были созданы Люди, у них скоро появились обереги – голова конская, тело утиное. Люди верили, что Бог Солнца всегда выручит их из беды, где бы он ни был.

В те времена Даждьбог кружил в небесах, как ему хотелось, в Нижнюю Страну заглядывал нечасто и ненадолго. Там не росло ничего, там не было красоты. Оттого ночи всегда были тёплыми и короткими, как теперь по весне.

Перуну тоже досталось сокровище по душе и по сердцу – сверкающая золотая секира. Только крепкой руки сына Неба слушался чудесный топор, только ему был он по могуте; недаром трижды по семь лет Земля-мать поила его своим молоком, возрос – сильней не бывает. И когда принимался играть Перун топором, начинал подбрасывать и ловить его для потехи или размахивать над головой, радуясь собственной нерастраченной мощи, – то-то пылали, летя во все стороны, огненные снопы молний, то-то катился меж небесами весёлый, ликующий гром и целовали Землю струи доброго ливня! И всюду, куда били молнии, расцветали невиданные цветы, возгоралась новая жизнь. Секира Перуна была золотой от кончика древка до острия, не для боя – с кем драться, кому угрожать? Кто враг светлым Богам, сынам Неба и Земли?..

Перун ходил тогда в тонкой белой рубахе, скроенной из летнего облака. И крылатые жеребцы, мчавшие его в поднебесье, были белей лебединого пуха, белей морской пены и молока – храбрые кони с глазами, что драгоценные камни, с тёплым дыханием и золотистыми гривами.

И каких только забав не придумывал молодой Бог! Собирал облака в стадо и пас, точно коров, доил наземь дождём. Вот почему передовые тучи грозы посейчас ещё называют быками. …А то представал пахарем, пряг коней в соху и вспахивал небесную пажить, разбрасывал всхожие семена… Или слал облака в полёт белыми лебедями, сам же примеривал сизые орлиные крылья, пускался вдогон, а верные кони летели вослед, и кто скорей поспевал – неведомо никому.

А порою, задумавшись, тихонько гладил и ласкал мягкое руно облаков и пальцами, способными дробить камни, неуверенно, робко лепил из них девичий стан и лицо. Но скоро смущался, развеивал собственное творение без остатка и снова мчался по небу, хмелея от бешеной скачки, и гром рассыпался из-под копыт жеребцов.