Ну, порылась я в Интернете, нашла, почитала! И пошла потихоньку к знающему человеку, расспросила его. Оказывается, можно это продать за хорошие деньги. Я к Игорю, а он ни в какую! «Как ты можешь!» – кричит. Квартиру отдать можно, а «духовное наследие», видите ли, нельзя! А куда его девать в однокомнатной? И он ушел из дома. Вернулся утром, грязный, избитый, пьяный. Я чуть с ума не сошла, кричу, что случилось? Оказывается, на пешеходном мосту через реку на него напали и ограбили. Спрашиваю, как ты там оказался – молчит. И я поняла, что он пошел туда с моста бросаться! Он однажды сказал, что самый удачный способ самоубийства – броситься с моста. Летишь вниз и знаешь, что ничего уже нельзя изменить. У него вообще шутки странноватые были, до меня не всегда доходили. И все с таким серьезным видом, а я – дура дурой! И сразу моя жалость к нему прошла, как рукой сняло. Я барахтаюсь, а он руки на себя накладывает! Пусть лучше подохнем, а торговать наследием предков он не будет. Все на моих плечах, устранился. Больше мы об этом не заговаривали, он не протестовал, молчал. Ну, и продала я эти рисунки. Даже с какой-то радостью – вот тебе! Отбились от бывшего друга. Он очень удивился, не ожидал, что мы найдем деньги, уже эту квартиру на себя примерял. Сволочь! Известный человек, весь на виду теперь…

А с Игорем у нас все с тех пор пошло наперекосяк. Он перешел спать на диван, мы и разговаривать перестали. Дверь в кабинет закрыл, не заходит, как будто алтарь осквернили. Я осквернила! Меня такое зло взяло! Бросил на меня свои проблемы, я их разгребла, как могла, он ведь не протестовал, он же знал! А теперь не может на меня смотреть. Чистоплюй! И я поняла еще раз – все держится на женщинах! Все они вытягивают на своих плечах, у них выбора нет. В одиночку. Ему все легко доставалось – талант, хорошая семьи, ему никогда не приходилось выбирать, все за него решали. Бороться он не умел. То ли дело с моста…

Кристина так увлеклась, что стала колотить Шибаева кулачком по плечу.

– Слабак и трус! Я с утра на работу, а он дома на диване. И музыку отцов скупо гоняет. Я даже не знала, что он работу за границей ищет. Нашел в Португалии, оформил паспорт и лишь тогда сказал. Как гром с ясного неба. Я только и спросила: а как же я? Он плечами пожал, в глаза не смотрит. Ну, достаю я чемодан, вещи его, чуть не реву, но держусь, гордость не позволяет, а он говорит, не нужно! Я налегке. – Кристина смотрит на Шибаева, в глазах закипают скорые слезы. – Понимаешь, он ничего не хотел брать из старой жизни! И меня как стукнуло – меня он тоже не хочет! А я, идиотка, надеялась! Он на диване целый год спит, а я все надеюсь, вспоминаю, как он меня цветами заваливал и на любом клочке рисовал, даже на салфетке в ресторане! Не нужна. Не простил. Слабак, а прощать не умеет. Не нужна я, там новую найдет. И в аэропорт не позволил ехать, сказал, не люблю, когда провожают. Позвонил уже оттуда, что долетел нормально, устраивается, будет звонить, а телефон свой не дал. И все. Позвонил еще три раза – всего три раза – на мои дни рождения, да лучше б вовсе не звонил… И за все время не прислал ни копейки! А тут одна квартира… знаешь, сколько коммуналка теперь стоит? А одеться?

Наступило молчание. Шибаев гладил Кристину по спине, не зная, что сказать. Да и что скажешь? Он догадался, что она продает картины, жить-то надо! И это ее мучает, и ее жалобы на мужа – просто попытки оправдаться.

Ему вспомнилось, как Инга[3] однажды назвала Кристину принцессой. Она сказала: «Я таскалась за вами следом, подыхая от ревности, а вы шли, никого вокруг не видели, держались за руки и целовались. Она была такая красивая, я называла ее принцесса Кристина». Она спросила, что стало с Кристиной, и Шибаев придумал, что принцесса растолстела и у нее трое детей. «Неужели трое?» – не поверила Инга, заглядывая ему в глаза и пытаясь понять, не шутит ли.