Тоня швырнула толстый иллюстрированный журнал, который с интересом рассматривала на диван и громко возмутилась:

– Переживает она. За каким чёртом тогда к Олегу лезла.

Критически оглядела старшую сестру. По её мнению, с прилизанными волосами та выглядела строгой учительницей или балериной на пенсии. К тому же полное отсутствие макияжа делало лицо невыразительным.

Ксения Матвеевна усмехнулась, сразу догадавшись о мыслях младшенькой. Много раз Тоня убеждала её подумать о себе. Мол, сколько ещё ты будешь носить траур по мужу.

– А знаешь, я всегда считала: Олег не пара Женечке. Сколько раз ей это говорила. Она у меня огонь, егоза одним словом. А он спокойный, рассудительный, даже немного флегматичный. Ей бы найти по себе, такого, чтоб горели одним пламенем.

Тоня покачала головой.

– Наша Женька адреналинщица, по краю ходит, ей как раз тихий и смирный мужчина нужен. Мы устали за неё волноваться. А Олег хоть и не огонь, но такой красавчик.

Ксения Матвеевна не согласилась.

– С ним она быстро соскучится. Может, к лучшему, что всё так вышло?

Женька разозлилась и с силой толкнула балконную дверь, заставив мать и Тоню подпрыгнуть на диване.

– Конечно к лучшему! Это же замечательно, когда тебя предают друзья.

Лицо Тони покрылось пятнами, несмотря на свой не юный возраст, она всегда удивительно быстро краснела. Кожа на высоких скулах заалела маками. Глаза, похожие на Женькины и цветом, и разрезом, посветлели. Все женщины их семьи обладали необычными глазами, они меняли цвет от настроения, становясь сине-зелёными от обиды, расстройства или смущения, до светло-зелёных, прозрачных от злости. Из-за голубоватых белков цвет радужки казался ещё ярче. Широко посаженые, чуть миндалевидные они являлись главным украшением их лиц. А у Женьки к необычным глазам добавлялись и пухлые соблазнительные губы, вернее пухлая лишь нижняя, верхняя была аккуратная, будто вырезанная резцом. В отличие от Тони Женька сохранила естественный русый цвет волос и не заморачивалась со стрижкой, просто укоротила волосы до плеч и часто носила на макушке заурядный хвост. Но главным отличием от матери и тётки было выражение её лица: упрямо-любопытное, заинтересованно-шкодливое. Будто она ещё удивлялась всему в мире и одновременно делала ему вызов.

– Когда-нибудь ты доведёшь меня до инфаркта, – возмутилась Ксения Матвеевна, окидывая дочь быстрым взглядом. В нём чувствовалось и облегчение, слава Богу живая, здоровая, и досада за вечный страх. – В этом происшествии есть и хорошее…

Переменчивые Женькины глаза стали светлыми, точный показатель едва сдерживаемого гнева.

– Дай угадаю. Лучше узнать суженого до брака, чем мучиться подозрениями всю жизнь.

Тоня хлопнула в ладоши, краска немного схлынула с пухлых гладких щёк.

– Правильно понимаешь. Мы тут чуть не чокнулись, ожидая тебя. Ксения боялась, что с твоим-то темпераментом ещё сотворишь какую-нибудь глупость. Она уже успела всех знакомых обзвонить. Вдруг ты кому-то на глаза попалась. Еле её успокоила. Уж я-то знаю: ты не истеричка, как некоторые девицы в твоем возрасте. На самом деле ты всегда просчитываешь риск, да и не в твоём характере думать о самоубийстве.

Женька уселась в кресло, бросила сумочку на пол.

– Спасибо, тётечка на добром слове.

На лице Тони смущение сменилось возмущением, хотя она понимала: племянница назвала её тётей, лишь желая позлить.

– Жень, один поцелуй. Может не стоит рубить с плеча и рвать отношения с Олегом. А я по тебе вижу, именно это ты и собираешься сделать. С кем не бывает…

– Со мной не бывает, – криво усмехнулась Женька. – Тётечка, ты, правда, думаешь: я отмахнусь и тотчас забуду, как целовались Олег и Мила?