Именно так, как я сказал, я и представлял себе эту ситуацию с самого начала. Это было дело о ревнивой женщине и лживом слухе. Но старая, банальная поговорка «нет дыма без огня» все время приходила мне на ум. Я спрашивал себя: медсестра Гаррисон просто распространяла сплетни или же сделала нечто большее? Кое-что из сказанного ею звучало странно. Она сказала мне, что болезнь миссис Олдфилд была в большой степени воображаемой, что в действительности она не сильно страдала. Но сам доктор не сомневался в реальности страданий жены. Его не удивила ее смерть. Незадолго до кончины миссис Олдфилд он вызвал другого доктора, и тот понял серьезность ее заболевания. Я высказал предположение о возможности эксгумации… Сестра Гаррисон сначала до смерти испугалась при мысли об этом. Потом, почти тотчас же, ею овладели ревность и ненависть. Пускай найдут мышьяк – ее-то никто не заподозрит. А вот доктор и Джин Монкриф пострадают.

Оставалась одна надежда: заставить медсестру Гаррисон переоценить свои силы. Если б была возможность, что Джин Монкриф спасется, я думаю, медсестра Гаррисон напрягла бы все свои силы, дабы доказать ее участие в преступлении. Я отдал распоряжения своему верному Джорджу – самому неприметному из людей, внешности которого она не знала. Он должен был следовать за ней по пятам. И вот – все закончилось хорошо.

– Вы были великолепны, – произнесла Джин Монкриф.

– Да, действительно, – подхватил доктор Олдфилд. – Я никогда не смогу отблагодарить вас как следует. Каким слепым глупцом я был!

– А вы были так же слепы, мадемуазель? – с любопытством спросил Пуаро.

Мисс Монкриф медленно произнесла:

– Я ужасно тревожилась. Понимаете, остаток мышьяка в шкафу с ядами не соответствовал расходу…

– Джин, – воскликнул Олдфилд, – ты ведь не думала…

– Нет-нет, не о тебе. Но я думала, что миссис Олдфилд каким-то образом добралась до него, что она его принимает, чтобы казаться больной и вызывать сочувствие, и что она нечаянно приняла слишком много. Но я боялась, что, если сделают вскрытие и найдут мышьяк, они даже не станут рассматривать такую возможность и придут к поспешному выводу, что это сделал ты. Вот почему я никогда ничего не говорила о пропавшем мышьяке. Я даже подделала книгу учета ядов! Но медсестра Гаррисон была бы последней, кого я заподозрила.

– Я тоже, – признался Олдфилд. – Она была таким нежным, женственным созданием… Как Мадонна.

– Да, вероятно, из нее вышла бы хорошая жена и мать… – грустно сказал Пуаро. – Просто ее чувства оказались слишком сильны для нее. – Сыщик вздохнул и снова еле слышно прошептал: – Какая жалость…

Затем он улыбнулся счастливому мужчине средних лет и девушке с энергичным лицом, сидящим напротив него, и сказал себе: «Эти двое вышли из тени на солнечный свет… а я – я совершил второй подвиг Геракла».

Эркюль Пуаро топал ногами, стараясь согреть их. Затем подышал на пальцы рук. Снежные хлопья таяли и каплями стекали с кончиков его усов.

Раздался стук в дверь, и появилась горничная. Коренастая, неторопливая деревенская девушка с большим любопытством уставилась на Эркюля Пуаро. Возможно, раньше она не видела никого, похожего на него.

– Вы звонили? – спросила горничная.

– Звонил. Будьте добры, затопите камин.

Она вышла и сразу же вернулась с бумагой и растопкой. Затем опустилась на колени перед большой викторианской каминной решеткой и начала разводить огонь.