Сэр Джозеф слегка вздрогнул.

– Они, должно быть, интересны? – спросил он.

– Иногда… Любопытно, вы напомнили мне о моем первом расследовании в Бельгии, много лет назад: главный подозреваемый был очень внешне похож на вас. Он был богатым мыловаром. Отравил жену, чтобы стать свободным и жениться на своей секретарше… Да, сходство поразительное…

Слабый звук слетел с губ сэра Джозефа, они приобрели странный синий оттенок. Со щек сполз багровый румянец. Выпученные глаза уставились на Пуаро. Он почти сполз со своего кресла, затем дрожащей рукой полез в карман, достал чек и порвал его на кусочки.

– Я его уничтожил, видите? Считайте это вашим гонораром.

– О, но, сэр Джозеф, мой гонорар был бы совсем не так велик.

– Это ничего. Оставьте его себе.

– Я отошлю его достойному благотворительному обществу.

– Посылайте куда хотите, черт побери.

Пуаро подался вперед:

– Думаю, вряд ли нужно говорить, сэр Джозеф, что в вашем положении разумно будет проявить крайнюю осмотрительность.

– Вам незачем беспокоиться, – ответил Хоггин еле слышным голосом. – Я буду очень осмотрительным.

Эркюль Пуаро ушел. Спускаясь по лестнице, он сказал себе:

– Значит, я был прав.

– Странно, у этого тоника совсем другой вкус, – сказала мужу леди Хоггин. – Он больше не горчит. Интересно, почему?

– Аптекарь, – проворчал сэр Джозеф. – Они такие невнимательные. Всякий раз делают лекарства по-другому.

– Наверное, дело в этом, – с сомнением произнесла леди Хоггин.

– Конечно, в этом. В чем же еще?

– Тот человек что-то выяснил насчет Шань Туна?

– Да. Он вернул мне мои деньги.

– И кто это был?

– Он не сказал. Очень сдержанный человек, этот Эркюль Пуаро. Но тебе нечего беспокоиться.

– Он забавный человечек, правда?

Сэр Джозеф слегка вздрогнул и искоса взглянул вверх, словно почувствовал присутствие Пуаро у себя за правым плечом. У него возникло такое впечатление, что он всегда будет его чувствовать.

– Он умный и хитрый черт! – сказал Хоггин.

И подумал про себя: «Грета может убираться к дьяволу! Я не собираюсь рисковать своей головой ради какой бы то ни было платиновой блондинки!»

– Ох!

Эйми Карнаби с изумлением смотрела на чек в двести фунтов.

– Эмили! Эмили! – закричала она. – Ты только послушай!

– Эйми, – сказала Эмили Карнаби, – тебе невероятно повезло. Подумай, где бы ты могла сейчас находиться.

– В Уормвуд-Скраббз[10] или в Холлоуэй?[11] – пробормотала Эйми Карнаби. – Но все это теперь кончено, правда, Огастес? Больше никаких прогулок в парк с мамочкой или с ее подругами и маленькими ножничками…

В ее глазах появилась глубоко спрятанная печаль. Она вздохнула:

– Дорогой Огастес! Такая жалость. Он такой умный… Его можно научить чему угодно…

Эркюль Пуаро ободряюще смотрел на сидящего напротив человека.

Доктору Чарльзу Олдфилду было лет сорок. Его волосы слегка поседели на висках, голубые глаза выражали тревогу. Он немного сутулился и держался слегка неуверенно. Более того, казалось, ему трудно перейти к делу.

– Я пришел к вам, месье Пуаро, – наконец сказал доктор, слегка заикаясь, – с довольно странной просьбой. И теперь, когда я уже здесь, мне страшно и хочется все отменить. Потому что, как я теперь хорошо понимаю, никто ничего не сможет с этим поделать.

– Об этом вы должны предоставить судить мне.

– Не знаю, почему я подумал, что, возможно… – тихо начал Олдфилд и умолк.

– … Что я, возможно, сумею вам помочь? – закончил за него Пуаро. –