Лавров пошел, по-стариковски шаркая, в прихожую. Тот, кто терзал его дверной звонок, был настырным. Вряд ли это Машка, подумал Саня, поворачивая головку замка. Она бы смирилась и ушла. Или бы перезвонила на домашний.

Он открыл дверь и едва не ахнул. На пороге стояла Лерка Заломова! В тесных джинсах, заправленных в короткие сапожки на невероятно высоких каблуках, короткой куртке, обнажающей голый пупок, в котором что-то поблескивало, яркий шарф вокруг шеи. В одной руке у Лерки была спортивная сумка, в другой большущий, явно тяжелый пакет.

– Привет! Я зайду? – произнесли невероятно пухлые Леркины губы. – Я зайду…

И зашла. Двинула попкой, захлопывая дверь, уставилась на Лаврова черными огромными глазищами. Губы ее при этом беззвучно шевелились. Может, он оглох? Она что-то говорит ему, а он не слышит! Наверное, он оглох от травмы головы!

Потом только сообразил, что Лерка жует жвачку. Понял, когда она, швырнув сумку и пакет ему под ноги, произнесла со снисходительным вздохом:

– Я поживу у тебя какое-то время.

Тут же понял, что именно она сказала, и похолодел.

– Как это поживешь?! – Лавров привалился к двери туалета, вытаращившись на позднюю гостью. – Что значит поживешь?!

– Поживу – это значит, что стану приходить сюда после универа, уходить отсюда в универ, стану пользоваться твоей посудой, туалетом, ванной комнатой и спальным местом, – «молния» на ее куртке с визгом пошла вниз. – Есть возражения?

– Есть, конечно! – Лавров резко выпрямился, преграждая путь нахалке. – С какой стати?! С чего ты решила, что можешь пожить у меня?!

Лерка даже бровью не повела, стянула с ног короткие сапожки на шпильках, присела перед сумкой, порылась в ней, достала домашние тапочки цвета апельсина, выпрямилась. Роста она была небольшого, а без каблуков едва доставала макушкой Лаврову до подбородка, но смотрела сейчас на него так, будто была выше его на полметра.

– Это не я решила, Лавров, а батюшка, – ответила Лера.

– Что он решил?!

Саня сжал кулаки. Окажись тут сейчас Жэка, он бы ему по горбу врезал точно.

– Сказал, что за тобой надо присматривать – раз. Что ты нуждаешься в уходе – два. И что тут у вас что-то такое намечается, чему должен быть свидетель или независимый эксперт, назови, как хочешь, – отчеканила Лера, уверенно отстранила его и пошла в комнату со словами: – Вещи занеси.

Лавров недоуменно глянул на сумку и пакет и заорал ей в спину:

– Что в сумке, Лера?!

– Мои шмотки. Там немного, не пугайся.

Я вообще-то ненадолго. – Лерка встала на пороге его комнаты, подбоченилась, произнесла с сожалением: – Живешь, как кочевник, Лавров!

– Как хочу, так и живу! – огрызнулся он из прихожей, все еще не решаясь поднять ее вещи. – А в пакете что?

– В пакете жрачка. Что-то купила по дороге. Что-то мать собрала.

– Мать?! Собрала?!

Это был нонсенс! Бывшая Женькина жена Лаврова на дух не переносила. Она его не каждый раз в квартиру пускала, называя собутыльником и прощелыгой, а тут собрала еды?!

– А что? Не веришь? – Лерка насмешливо глянула на него через плечо.

– Не верю.

Вот чисто из любопытства, больше не из каких других соображений Саня поднял пакет и понес его в кухню. И принялся выкладывать на стол контейнеры, пакеты и пакетики. Апельсины, яблоки, понятно из магазина. Колбаса и сыр оттуда же. А вот салат, котлеты, замороженный суп и фаршированные блинчики – это уже явно домашнее.

Что могло случиться с Женькиной бывшей, что она так расщедрилась?

– Замуж она собралась, Саня, – пояснила полчаса спустя Лерка, перемывая всю его посуду заново, не понравилось ей, видите ли, состояние его тарелок. – Избранник без жилплощади. К отцу мне нельзя, поубиваем точно друг друга. Стало быть, надо меня пристраивать где-то еще. Подслушивала под дверью, когда отец мне твою историю выкладывал. И воодушевилась. Все просто, Саня. Расчет! Грубый расчет движет моей матерью, никаких симпатий, вдруг появившихся на твой счет.