– И что же нам теперь с вами делать?

Тут вмешался молчавший до этого Толбухин.

– В моей бригаде таким деятелям не место, – сказал как отрезал комбриг, бросив на офицеров взгляд полный брезгливости и тут же добавил, – да и во всем корпусе рядом с ними никто не захочет служить.

– А кто сказал, что я их здесь оставляю? – Они что думают, приехал злой дядя пожурил и все. – Тут на лицо настоящее предательство, проба очернить и даже убрать командующего армии и когда во время наступления. – Кто как не враги способны на это. – И так ясно, что ареста и возможно трибунала им не избежать, только вот надо выяснить, сами они додумались написать донос на командарма или подсказал кто.

Внезапно заговорил, молчавший и сгорающий от стыда старший лейтенант Булыгин.

– Писать на командарма, какой – то там донос у меня и мысли не было. – Да признаюсь, высказался в присутствии нескольких офицеров батальона, что не одобряю решения командарма нацепить на танк фашисткий флаг, даже если это нужно для того, чтобы обмануть врага. – Но не о какой трусости командарма и его желании сдаться, я не говорил.

Булыгин со злостью глянул на капитана Мазурова.

– Откуда я знал, что начальник штаба батальона напишет донос и так извратит мои слова. – Да и вообще я тогда выпивший был, мою первую награду обмывали, вот и не удержался, поведал о том случае с флагом, больно уж задел тот меня.

Молодой парень замолк, на его глазах навернулись слезы и уже вновь дрожащим голосом он спросил.

– А меня и правда арестуют и отдадут под трибунал?

И уже почти плача добавил. – А я ведь почти год после окончания училища рвался на фронт, писал рапорта и вот теперь трибунал.

Капралов посмотрел на этого крепко слаженного пусть и не очень высокого роста старшего лейтенанта, который вот – вот расплачется и понял, что перед ним всего лишь едва повзрослевший мальчишка. Еще когда тот вошел в комнату, молодой окрыленный не знавший, чем ему обернется вызов в штаб бригады, особист понял, что тот не приделах, но вот язык держать за зубами еще не научился, за что и должен ответить. Нет конечно под трибунал он его не отдаст, но стружку как следует снимет. А вот капитан Мазуров с этим стоит поработать, ведь именно от его имени пришёл донос.

Булыгин замолчал, но тут наконец то прорвало капитана.

– Я этого не писал, вдруг заговорил он. – Я тогда сильно выпивший был! – Да сидели каждый говорил о своем, о наболевшем.

– Старший лейтенант Булыгин тогда поведал, как по приказу генерала на антенну танка нацепили немецкий флаг и как его Булыгина это возмутило. – Я не удержался и пожаловался на то, что генерал Кропоткин пользуясь своим положением, увел у меня бабу с которой я почти договорился, ну тут и понеслось мы тогда выпили еще.

Капитан Мазуров поморщился, – дальше плохо помню.

– Я задремал за столом меня кто – то растолкал и спросил, хочу ли я отомстить генералу за нанесенную обиду.

– Я подумал и согласился, мне подсунули листок и самописную ручку, только вот писать я был не в состоянии и снова задремал. – Помню как меня вновь растолкали, сунули какой то листок и сказали подпиши. – Ну, я и подписал.

Капралов всмотрелся в перепуганное лицо капитана Мазурова. Похоже, не врет, только и доверие не внушает его рассказ, о чем то капитан умалчивает, но вот о чем.

– Ну и кто тот человек, что попросил тебя подписать эту писульку? – особист вновь затряс перед лицом капитана листком с доносом.

– Не помню товарищ полковник. – Выпивший был, – стал вновь оправдываться капитан.

Но тут лицо его вдруг просветлело, – точно могу сказать, кто то из своих был, тогда в комнате только с нашего батальона и были.