В четыре утра танцовщики впопыхах собирались по домам. Только Татьяна никуда не спешила. Она выждала, пока все переоденутся, соберут вещи, обсудят рабочие и личные вопросы и, наконец, освободят гримерку. Девушка надеялась, что в этой суматохе никто и не заметит, как она здесь осталась. Татьяна быстро придумала, что выставит в ряд стулья и уляжется на их жесткие сиденья, зато сможет поспать. Хоть немного. В комнату отдыха в перерыве ночью она зашла всего один раз – попила воды из кулера. Там посередине комнаты стоял мягкий диван, более пригодный для сна, чем стулья, но ее режим не вписывался в график работы клуба, который закрывался только в шесть. Это значило, все остальные сотрудники, кроме танцовщиков, могли ее там поймать. Пришлось обходиться гримеркой.

Татьяна быстро расставила стулья, как надо, подложила под голову пакет со спортивным костюмом, который сошел за вполне пригодную подушку, и легла. Как только веки опустились, сознание выключилось.

– Эй, красавица, вставай, – теребила плечо Татьяны чья-то пухлая рука. – Просыпайся.

Затуманенным взглядом девушка увидела смуглое лицо с широко раскрытыми глазами. На шее выступал небольшой второй подбородок с несколькими родинками. Из высокого лба назад густо уходили черные волосы, обвитые гнездом на макушке и закрепленные металлической брошью. Женщина, лет сорока пяти на вид, носила форменный синий халат. На груди блестел золотым бейдж, представивший женщину как Адлию. Татьяна всю ночь не могла ее найти, в итоге та нашла ее сама и в самый неподходящий момент.

– Я вас искала, – проговорила девушка, придя в себя и сев на один из стульев.

– Меня? – опешила женщина, округлив острые глаза. – Зачем?

Она помотала головой, будто хотела сбросить бред, который с ней происходит, как сон из головы. Татьяна смотрела на нее в онемении. Нутро подсказывало, что нельзя так начинать знакомство. Но ситуация была не из благоприятных для непринужденного общения. Девушка боялась, что уборщица может выгнать ее отсюда или нажаловаться начальству, или и то, и другое вместе.

– Мне костюм надо сшить, – ответила она пространным голосом, будто параллельно связывалась с духами, а, на самом деле, пыталась придумать, как выкрутиться из этой ситуации.

– Аа, – протянула Адлия и закивала, но во взгляде читалось чувство настороженности. – Так ты меня здесь ждала, что ли?

Уголки глаз, подведенные жирными стрелками, снова округлились.

– Д-да, – неуверенно ответила Татьяна и судорожно огляделась, выдавая себя с потрохами. Врать она так и не научилась.

Взгляд девушки непроизвольно остановился на часах, висевших над входом. Часовая и минутная стрелки почти сошлись на средней черточке между пятью и шестью. Адлия сощурилась и чуть отдалилась от Татьяны, будто с расстояния на пару сантиметров дальше видела четче. Женщина едва заметно наклонила голову набок, раскрыла глаза и снова сощурила их. Девушке стало удушающе неловко.

– Я хотела узнать ваши расценки и как это вообще делается, – начала Татьяна от испуга.

– Новенькая? – спросила Адлия.

– Да. Вторую смену только отработала.

Уборщица снова замолчала и продолжала зрительно изучать девушку, анализируя за морщинистым лбом. Мясистое на скулах лицо в остальном имело почти идеальные пропорции. Самой выразительной частью являлись блестящие глаза, небольшие, но подчеркнутые пышными ресницами и по-восточному заостренными концами. Казалось, каждая отдельная черта лица создана быть неправильной, но вместе это смотрелось красиво, хоть и сочеталось несочетаемое – острое с обтекаемым. Такое лицо хорошо запоминалось и вызывало доверие.