Надо же! А тут всё осталось по-прежнему. У кого-кого, а у Галки Рогозиной с вероятностью в девяносто девять и девять десятых процента имелась в наличии любая необходимая мелочь: носовой платок, булавка, запасной карандаш или тетрадка, леденцовая конфета. Да всё, что только могло понадобиться.

Она торопливо записала цепочку цифр, аккуратно вырвала листок, протянула Марату.

‒ Вот. Домашний.

‒ А почему не мобильный? ‒ удивился тот.

‒ Так удобней, ‒ она старалась, чтобы прозвучало невозмутимо и просто, но всё равно возникло впечатление, ну… будто она дала ему этот номер только исключительно для того, чтобы отделаться, и он вполне мог быть даже не работающим: линия есть, аппарата нет.

Но вряд ли Галка так бы с ним поступила. Хотя это та, прежняя Галка, а теперешняя была по большей части другой, и подобное обстоятельство, нет, не бесило, не раздражало, а скорее ‒ возмущало, задевая самолюбие, сбивая с толку.

Чёрт-те что! Он навязывается, она пытается отгородиться от его внимания, только тактично и вежливо в отличие от него тогдашнего. Мир перевернулся с ног на голову.

‒ Ты-ы, ‒ поспешно протянул Марат, заметив, что Галка закрывает блокнотик. ‒ Ты подожди, не убирай. Ещё мой запиши.

На этот раз она не спросила, зачем, и не возразила, послушно открыла чистую страничку, аккуратно записала продиктованным им цифры и, возможно только потому что он внимательно наблюдал за ней, а не за дорогой, добавила пояснение красиво выверенными печатными буквами «Марат». А он засмотрелся на то, как Галка это делает, и едва не зацепил неожиданно выскочившего не пойми откуда придурка на велосипеде.

Галка испуганной охнула, а Марат выругался беззвучно, потом завернула за угол очередного дома, стандартной панельной пятиэтажки, наверняка одной из первых, когда-то построенных в этом районе, въехал во двор.

‒ Сюда? Я правильно помню?

‒ Правильно, ‒ кивнула Галка.

‒ А подъезд?

‒ С этого конца третий, ‒ доложила она. ‒ Но можешь прямо здесь остановиться, ‒ махнула в сторону небольшого асфальтового пятачка, на котором уже разместилась парочка машин. ‒ Удобней разворачиваться.

‒ А если прямо, я что, дальше не выеду? ‒ поинтересовался Марат озадаченно.

‒ Выедешь, ‒ возразила Галка. ‒ Но придётся же кругом объезжать.

Он взглянул на неё с лёгким упрёком.

‒ Галь. Ну разве это проблема?

‒ Я не знаю, ‒ откликнулась она, и кто её разберёт, что имела в виду, отстегнула ремень, ухватилась за рычажок на двери. ‒ Спасибо, что подвёз. До свидания.

‒ Пока, ‒ произнёс Марат, наблюдая, как она выбирается из машины, напомнил вдогонку: ‒ Если что, звони.

‒ Конечно, ‒ торопливо заверила Галка, захлопнула дверь.

Но понятно же, не позвонит.

3. 3

Она проводила машину взглядом. Солидная иссиня-чёрная, блестяще-чистая, будто только что из магазина или автомойки. Марату всегда нравилось сиять, привлекать внимание. Чьё угодно, но обычно не её. Она и так каждый удобный момент старалась оказаться рядом.

Сейчас-то она понимала, насколько это выглядело ненормально, глупо и, пожалуй, даже унизительно, и стыд накатывал за ту себя, прежнюю. Но тогда она не ощущала ничего подобного, наоборот, была счастлива ‒ тем, что может находиться поблизости, тем, что может помочь, если понадобится, рассматривая его лицо, ловя его взгляд, слыша его голос, особенно когда Марат обращался лично к ней. И пусть это была очередная мелкая просьба, типа: «Домашку по алгебре сделала? Дашь списать?» или «Галк, ты куда сейчас? В столовку? Купишь и мне чего-нибудь? Булочку или пирожок. И Виталику возьми. Хорошо?  И Сане», она всё равно была счастлива. Тем, что нужна ему. Даже если так.