Трясу головой, все, хватит на сегодня о замарашке. 

В комнате обнаруживаю сюрприз: на полу пакеты с платьем и туфлями. А на кровати стоит, мать его, фаллос, и видимо, несёт некий посыл. Очень мило. Ну с членом ещё понятно, а вещи это вроде очередного проявления гордости? Да и похрен. 

Понимаю, что Соня ушла, пока завтракаю. На всякий случай заглядываю в комнату: так и есть, Женька дрыхнет, развалившись на просторной кровати. Интересно, удобно им тут вдвоём? Может, стоило ещё кровать купить? 

Морщусь, ничего, справятся. Тем более Соня скоро съедет, если я все правильно понял. 

Еду в офис, не предупредив никого. Народ, конечно, тут же начинает поднимать кипеш. Зам прибегает с волнением на лице. 

- Что-то случилось, Антон Дмитриевич? 

Игорек хороший мужик, исполнительный, дело знает, но слишком уж любит нервничать по любому поводу, да и без повода тоже. 

- Все нормально, Палыч, - хлопаю его по плечу. - У меня встреча. 

Он кивает и убегает. Кофе я получаю быстро, а вскоре приезжает и мой визави. Появилась идея замутить новую рекламу, и Борцов мне подсунул своего рекламщика, сказал, от бога. Ромке я в этом плане доверяю, он из тех, кто не подведёт. 

Борцов, как и я, добился всего с нуля, и это в своё время очень нас сблизило. Хотя он провинциал, а я, если честно, их всегда недолюбливал. Может, потому, что у них запала больше, чем у нас, москвичей. Они приезжают в Москву за мечтой и вгрызаются в любые возможности, чтобы эту мечту воплотить в реальность. И многие любят играть нечестно. 

А я по жизни не люблю париться. Хотя иногда приходится. Когда после первого курса из универа вылетел за прогулы и в армию попал, например. Под Тюмень эту сранную. Чуть не сдох там, из всех развлечений картошку чистить да местных деревенских телок трахать во время увольнительных. 

В итоге ещё и дочь заделал, правда, сбежал от обязательств. Какая нахрен Тюмень и дети? Но родителям рассказал, и они пришли в ужас от меня. Посылали деньги Маринке, пока я учился, и меня увещевали взяться за ум. Ну я и взялся в итоге. И бабла заработал, и поднялся. Только вот не их молитвами, а совсем по другим причинам. 

После встречи с рекламщиком болтаю с Палычем, договариваюсь об устройстве Жени, потом сижу в офисе, разбирая некоторые дела. И когда уже собираюсь отправиться на обед, дверь неожиданно распахивается. Я смотрю в ту сторону и очень хочу начать материться. 

Лиля стоит в дверном проёме с такой грацией, что хоть сейчас фотографируй и на обложку журнала лепи.

- Привет, Тони, - она ослепительно улыбается и закрывает за собой дверь. На замок. 

Я откидываюсь в кресле, складывая на груди руки и, хмурясь, наблюдаю за ее приближением. Она как всегда с иголочки: узкая юбка, обтягивающая майка, босоножки на каблуках. Волосы собраны в небрежную косу. В свои тридцать пять она выглядит так, что мужики укладываются штабелями, прямо как и мечтала героиня старой советской комедии. 

Лиля грациозно запрыгивает на мой стол и, усевшись поудобней, упирается ладонями в столешницу. Болтает ногами, я непроизвольно смотрю на правую руку: кольцо на безымянном пальце на месте. Кто бы сомневался. Внезапно наваливается усталость. 

Вздохнув, спрашиваю:

- Лиль, ты зачем приехала? 

- Соскучилась, - она пожимает плечами, насмешливо меня разглядывая. 

- Мы вроде уже все обсудили полгода назад…

- Ага, - перебивает она, - и год назад, и два, и десять. Жуков, ну когда ты уже перестанешь? 

- Перестану что? - злюсь я, глядя на неё.

Иногда мне кажется, она совсем не меняется, словно не было этих одиннадцати лет разлуки со случайными встречами. Словно это та же девчонка с озорными глазами, что сводила меня с ума своей улыбкой.