При поддержке родителей Нахид перебралась в другую часть города и начала свою жизнь заново. Она нашла работу и квартиру. Но ей, одинокой матери троих детей – вещь почти неслыханная в Кабуле, – нужно было уравновесить семью дополнительным сыном, чтобы они все чувствовали себя защищенными.

В ней, разведенке, видели доступную женщину вольного поведения, ее неотступно преследовал риск угроз и насилия со стороны мужчин, равно как и масса прямых и косвенных знаков неодобрения со стороны женщин. Однако теперь, с двумя сыновьями, она считается чуть более уважаемой женщиной.

Все сработало бы отлично, не будь Шубнум такой упрямой и такой непрошибаемо типичной девчонкой. Всякий раз, как ее вели к парикмахеру, чтобы подстричь, она разражалась слезами. Потом дергала себя за короткие волосы, чтобы заставить их расти быстрее, а дома почти маниакально натягивала на себя платья старших сестер.

В конечном счете Нахид сдалась. Она винит в этом себя: возможно, ей не удалось достаточно соблазнить Шубнум перспективой быть мальчиком.

Когда Шубнум спрашивают, кем она предпочитает быть – мальчиком или девочкой, та ни секунды не задумывается.

– Девочкой! – отвечает она с широкой улыбкой и высоко поднятой головой. Она бросает взгляд на экран телевизора, где в эту минуту танцовщицы энергично исполняют индийский танец бхангра. – Чтобы носить украшения и танцевать.

Ее желание будет исполнено. На ее будущей свадьбе, если не раньше.

Я постепенно начала проникать сквозь многослойные тайны Кабула в поисках других девочек типа Мехран. Шубнум и Ниима – одни из первых, кого я нашла. Я вычислила их благодаря плодородному кабульскому лабиринту сплетен, где информация из первых рук редко достается сразу, а если и сообщается, то только с глазу на глаз.

Официально их не существует, но, если спуститься на одну ступеньку ниже получившей заграничное образование кабульской элиты, то многие афганцы действительно вспоминают бывшего соседа, кого-то из родственников, коллег или дальней родни, имеющего дочь, которую воспитывают как мальчика. Поначалу имена называют редко, а адреса и того реже. Но сокровищница человеческого знания, укорененная в системе жесткого социального контроля, никуда не девается, существуя в виде телефонного справочника, базы данных и карты.

С помощью Омара и Сетарех, двух молодых переводчиков-афганцев, которые мало чего на свете боятся, зато отлично смыслят в «дворовой мудрости», я постепенно кую цепочку рекомендаций, откровений и знакомств, которая со временем начинает добывать доказательства того, что на самом деле в Кабуле и его округе живут и другие такие девочки. И их немало.

Одна живет «рядом с третьим домом, где срубили дерево». Другая, как полагают, «на первом этаже в доме без окон рядом с базаром». Или «на другой стороне лагеря беженцев, чуть дальше по дороге, за голубыми воротами с колючей проволокой». Есть одна такая в одной средней школе; другая – в таком-то районе. Известно, что дочь одного человека играет на поле в футбол и помогает отцу в портняжной мастерской.

В своих поисках мы часто путаемся и временами совершенно заблуждаемся, колеся по переулкам и районам, где можно ездить часами, не встретив ни одного указателя с названием улицы. Но когда мы, наконец, добираемся до нужной семьи и осторожно принимаемся расспрашивать, не может ли такого быть, что сын их – на самом деле девочка, от всегда вежливых и гостеприимных афганцев, независимо от того, живут ли они в элегантных виллах или в халупах, сооруженных из брезента и глины, поступает приглашение на чай.