*** 

Сначала она думала уехать  домой, к маме. Но она помнила еще его голос:

 « ни за что бы не стал жить в такой дыре»

А потом – стыд.

Вернуться беременной.

- А где же муж? – станут спрашивать все вокруг. – Бросил?

Нет, вернуться она совсем не могла. Пошли бы слухи, а ей совсем не хотелось, чтобы об этом говорили. Хватало того, что она слышала в собственных  мыслях.

«Она его нагуляла?»

«Вот шалава.»

Нет, лучше было остаться в Питере. В конце концов, здесь хотя бы можно найти работу - город большой. И здесь у нее были друзья.

Она набрала номер. Сказала, что остается, что нашла работу с хорошей зарплатой. Мать слушала ее, не проявляя какого-либо интереса. Вопросов особо не задавала и про Максима не интересовалась, как будто знала, что нет его больше в жизни дочери.

«Все хорошо. Все обязательно будет хорошо» как заведенная повторяла себе Алина . Надо только взять себя в руки, надо что-то придумать. Но  дни сменяли друг друга , а  она словно провалилась в небытие, целыми днями лежала у себя на старом диване, отвернувшись к стене, не желая кого-либо слышать и видеть. Надломленная, полностью раздавленная. Вся из острых углов: ноги поджаты в коленях, плечи, локти – груда осколков. Срок был большой, неся за собой такой же большой риск. Настя понимала, что время идет и с завидным упорством тормошила подругу , заставляя сделать нелегкий выбор: рожать или не рожать.

Операция заняла не больше двадцати минут, но отголосок ее растянулся на всю жизнь Алины.  Тело было одной незаживающей раной . Дерзкое решение избавиться от нежелательного ребенка автоматически включало в себя испытание болью.

Поздний вечер. Почти ночь. Она сидела с кружкой горячего сладкого чая в руке напротив уставшего врача, который  по- домашнему в одной футболке и джинсах, скинув халат вот уже десять минут что-то ей говорил. Она плохо понимала о чем - ее еще вело от наркоза.

«…мы сделали все, что могли…»

«… не кисни…»

«…тебе надо наблюдаться у врача по месту жительства…»

«…хочу предупредить, что у тебя в дальнейшем  могут быть проблемы по зачатию ребенка...»

Она ни как не могла сосредоточиться на его словах - ее глаза были прикованы к его руке, где на предплечье была вытатуирована голова волка. Много лет потом она будет видеть во сне   в кошмарах эту голову.

Переводя взгляд с руки доктора на его лицо и обратно, она чувствовала подступающую тошноту . Цвет ее лица менялся, как кожа хамелеона. Из бледной, она стала желтой, потом в лице разлился оттенок зелени, потом бледность опять взяла верх. Темнота. Удар щекой о пол и медленно наползающее тепло от разлитого чая. Алина даже не поняла, когда потеряла сознание. Все зная наперед, навидевшись за свою недолгую практику достаточно таких вот девочек, доктор хлопал ее по щекам , приводя в чувство,  готовый завыть в полный голос от собственного бессилия .

Всю следующую неделю она провалялась на больничной койке, то опускаясь в тяжелый черный сон, то пытаясь выплыть из него. Изредка, как сквозь толщу воды,  она слышала низкий мужской голос: «бу-бу-бу…», потом кто-то брал ее за руку, потом – мокрой ваткой по губам, потом - укол и боль, боль, боль, которая перебралась с низа живота под ребра и прочно поселилась там.

Вдруг она  почувствовала, что ее постукивают по запястью. Открыла глаза. Свет был таким грубым и жестким, что она зажмурилась.

- Попить можно? – голос был слабенький, почти бумажный.

Медсестра дала ей  какую-то мятную воду. Она судорожно сделала несколько глотков и снова поплыла в свой мучительный сон.