***

Я почти сразу понял, что Сергеева сбежала. Хотя поначалу даже испугался этой ее истерики. Мне совсем ни к чему была безумная баба в доме, да и безумие, пожалуй, искупило бы ее вину. Но узрев разрушения в ванной, понял, что действовала она вполне осознанно. Беготне по всей территории я предпочел разборки с потопом. А когда все убрал и починил, то обнаружил дверь чулана открытой.

Да и к черту. Все равно дальше забора не убежит. Я все тщательно подготовил.

А еще пришло время показаться Сергеевой в истинном обличье. Так что не спеша, растягивая предвкушение кульминации, я побрился и переоделся. Стал похожим на человека, на прежнего Андрея Тихомирова. Хотя вряд ли я им остался: фамилию пришлось сменить.

Камеры позволяли следить за Сергеевой. Мне даже на миг стало ее жалко при виде того, с каким отчаянием она пытается найти выход. И как надежда медленно умирает, а девушка, поникнув, бредет к морю. Я неспешно вышел за ней и долго смотрел на точеный силуэт, идеальную фигуру, которую не скрывал даже мешковатый мохнатый свитер.

Какого хрена она носит эту дешевку, имея такую задницу и грудь?

Но вот Сергеева оборачивается - и я по глазам вижу, что узнает.

- Это вы... - ее губы бесшумно шепчут мое имя.

- Это я.

- Что вам нужно?

- Придумай сама. Ты ведь уже взрослая девочка, верно?

Я вижу отчетливый страх в ее глазах, но теперь этот страх осознанный. Больше нет неизвестности, дикого ужаса перед скрытым лицом неизвестного похитителя. Лиана Сергеева узнает его, но легче ли ей от этого?

Очень вряд ли.

- Идем в дом. Если ты сляжешь с пневмонией, я просто оставлю тебя здесь подыхать.

Она медленно делает шаг в сторону дома и тут же морщится, оседая на песок. Болит нога. Я бы мог ей помочь. Она, наверное, ничего не весит. Но вместо этого я стою и смотрю.

- Идти придется самой. Но если решишь ползти, прогибайся сильнее в пояснице, так вид лучше. Я, знаешь ли, с тех пор как вернулся в Россию, не трахался.

- Да пошел ты, - цедит сквозь зубы маленькая дрянь.

- Надо же, а я уж было на миг подумал, что ты хоть чуть-чуть раскаиваешься.

Гордая девка: выпрямляется и идет к дому, лишь чуть прихрамывая. Хотя каждое движение наверняка стоит ей адской боли. Ну ничего, зато пару дней она будет лежать в постели, прыгая до туалета. Зато не попытается снова сбежать.

- У тебя теперь нет душа.

- Что, руки из задницы?

Надо же, как заговорила, когда его узнала. А то почти со слезами на глазах умоляла выпустить ее. Обещала никому ничего не говорить.

- Нет, просто раз ты не ценишь удобства, части из них я тебя лишу. Придется просить.

Я достаю заранее заготовленную рубашку и, когда мы оказываемся на чердаке, где еще немного сыро, но уже идеально чисто, бросаю ее на постель.

- Переодевайся.

- Что?

Спесь и бравада с нее мигом слетают.

- Переодевайся, я сказал. Одежда грязная и мокрая. В ней нельзя спать. А еще в рубашке не побегаешь по улице. Я не желаю вылавливать тебя из кустов. Переодевайся.

- Я... я не хочу...

До меня доходит, о чем она думает и даже жаль разочаровывать:

- Не бойся. Я тебя не трону. Физически.

- Что это значит?

- Это значит, что если ты будешь слушаться меня, не станешь делать глупости вроде той, что сделала сейчас, то я не стану делать тебе больно. Подсказываю: взять рубашку и переодеться в нее - первый шаг к жизни без неприятных ощущений.

- Зачем вы меня похитили?

Я молчу, но не потому что не готов дать ответ. Просто хочу ее немного помучить. Теперь она знает, кто я и, судя по реакции, помнит все, что случилось десять лет назад. Пусть еще разок вспомнит, во всех подробностях.