– Понятно. А сам управитель не мог такое сотворить с хозяином квартиры? И удалить информацию? – Влад допил кофе и поставил чашку на журнальный столик. С потолка спустился манипулятор, бережно взял посуду и потащил её на кухню.

– Мы не способны причинять вред людям.

– Это живым, – заспорил Горохов. – Тела ведь утилизируете.

Элис покачала головой:

– Если человек не подаёт признаков жизни более двадцати четырёх часов, а в воздухе растёт концентрация специфической газовой смеси, мы вызываем полицию и медиков и временно передаём им функции хозяев. После констатации смерти по указанию уполномоченного представителя власти мы приступаем к утилизации: вызываем ближайшего дворового уборщика, который уничтожает тело. Сами ничего подобного не делаем. Затем переходим в автономный режим охраны помещения, пока не появится новый жилец.

– Понятно, – кивнул Владислав.

– Понятно, что ничего не понятно! – воскликнул Трофим, – У нас нет никаких зацепок, что нам дальше-то делать?

– Зацепка есть. Участковый нашёл свидетеля. Мальчишка из соседней квартиры что-то то ли видел, то ли слышал. Сейчас будем выяснять. Ты, кстати, на каком участке был следящим?

– Ни на каком, – буркнул Трофим, – папа решил, что это необязательно.

Кондратенко хмыкнул, но промолчал. Он не понимал, зачем перескакивать через эту ступень – она давала хорошую базу, любой следователь обязательно в начале карьеры работал участковым.

Весь город делился на сектора. К каждому был закреплён участковый, по сути, следящий бюрократ. Он получал сведения со всех управителей, контролировал записи о входах и выходах в виртуал, базу социального рейтинга и личные дела каждого жителя. В общем, знал, чем дышит население. Собранную статистику он отправлял в Управление и Муниципалитет. Нудная, но необходимая служба.

– Ладно, пообщаемся с мальчиком. Элис, сядь подальше от угла обзора, а то засмущаем свидетеля.

Визуализатор показывал бледную, какую-то болезненную, явно экономящую на себе женщину:

– Игорёк сейчас в школе. Мы же договорились, что вы позвоните в десять. Сейчас без пяти. Я не хочу прерывать урок и уж тем более, насильно отключать сына от Сети. Врачи говорят, это вредно для психики.

– Ничего страшного, мы подождём. Может, присядете?

Женщина последовала совету Кондратенко, стало видно простое кресло и небольшая часть бежевой стены.

– И ещё я хотела вас попросить слишком долго не беседовать – перемена всего двадцать пять минут, а занятия сейчас очень дороги. Если он не подключится к классу химии вовремя, с семейного счёта баллы всё равно спишут.

– Конечно, я понимаю. Не волнуйтесь, мы Игоря надолго не задержим.

Трофим с интересом, даже с каким-то восхищением наблюдал за следователем – у того цепкий и проникающий прямо в душу взгляд сменился на сочувствующий и мягкий. А тембр голоса стал бархатистым и убаюкивающим. Даже самому Горохову захотелось довериться Кондратенко и рассказать все-все тайны. На женщин такой тон должен был действовать завораживающе.

– Пока мы ждём мальчика, может, вы сами что-нибудь расскажете, уважаемая Ольга Кирилловна?

– Даже и не знаю, чем вам помочь, – улыбнулась мать свидетеля, – я мертвеца, в смысле, Петухова, совсем не знала. И видела всего один раз, когда он приходил к нам ругаться из-за того, что Игорь громко кричал, когда капризничал. Это было несколько лет назад. А позже мы даже ремонт делали, шум стоял неделю, но ему это почему-то не мешало.

– И неудивительно. Он раньше работал в реале, в Виртоград почти не заглядывал, – влез в разговор Трофим, – а потом стал проводить в нём почти всё своё время. Поэтому, наверное, даже не догадывался, что за стенкой шумят.