– Да… разные тут. Он, видишь ли, шишка на ровном месте, с ним по-простому нельзя. А в деле – заявление. Прямое указание на причастность. Причем с реальным мотивом. В общем, основания для задержания, как говорится, имеются. Синицын – ко мне. Как быть, что делать? Я с начальством проконсультировался, они говорят – подожди. Ну, я подождал. Потом еще подождал. Потом еще… А затем поступило указание – никаких арестов, только подписка о невыезде.

По крайней мере, в одном я теперь была уверена – моя вера в человечество может и дальше оставаться непоколебимой. Значит, взятку Хромов дал все-таки вышестоящим. Ну, правильно, кто такой Андрюша, чтобы высокое начальство ему взятки давало? Это – прерогатива высших.

– Тяжело тебе, – сочувственно проговорила я. – Так что дела-то? Могу я почитать?

– Садись читай. Вон, две папки, специально для тебя приготовлены.

Я взяла два пухлых фолианта, на которые указывал мне Андрей, и, пристроившись у окна, приступила к изучению.

Первый же беглый взгляд показал, что основное мне, действительно, уже известно.

В деле о краже имелись показания обоих Хромовых, мужа и жены, а также показания практически всей дворни, в том числе и Дарьи Степановны, основное содержание которых выражалось словами: «не помню», «не знаю», «не состоял».

Потом как-то совсем неожиданно, без видимых причинно-следственных связей возник некий свидетель по имени Стряпухин Егор Федотович, который пояснял, что такого-то числа некий гражданин, назвавшийся Николаем, предложил ему для перепродажи некий предмет. Предмет оказался иконой с изображением Богородицы, предположительно древней, и он, Егор Федотович, посчитал необходимым посоветоваться со сведущими людьми, чтобы уточнить ее стоимость.

Сведущие люди икону посмотрели и предложили заплатить за нее сто тысяч рублей. Гражданин Стряпухин назвал эту сумму Николаю, тот согласился, и, передав деньги, он, Егор Федотович, больше никогда в своей жизни не встречался ни с вышепоименованным Николаем, ни со сведущим человеком, который забрал икону. Имени этого человека он не помнит, а фамилию тот не называл.

– Андрю-у-у-ш… А что это здесь вот… интересно как?

– Ты о продаже? – сразу догадался Андрей.

– Ну да. Какой такой Егор Федотович? Откуда взялся, как на него вышли? Ни слова, ни полслова.

– И не будет. Через информатора вышли.

– То есть?

– Ну, когда копать начали, Синицын на всякий случай у коллег поинтересовался, не всплывала ли где «Троеручица». Ан и проявилась. Они, похоже, особенно-то не скрывались, ведь если бы даже выяснилось, что вещь краденая, сам покупатель оказался бы ни при чем.

– А известен и покупатель? – изумилась я, вспомнив, с каким отчаянием Хромова говорила о том, что икона канула, как в воду.

– Обижаешь. И покупатель, и оценщик, и посредник этот, Егор Федотович, – все они известны. Только в бумагах-то зачем это отражать? В деле должно быть только то, что непосредственно его касается. А то тебя послушать, так и позывные всех барабанов придется перечислять.

– Поэтому Стряпухин все имена перезабыл?

– Само собой. Но главную информацию он дал, и остальное было уже делом техники. Снова допросили Матвееву, мать этого Николая, и как ни пыталась она запираться, в конце концов рассказала, как было дело. Почитай, там, в деле есть протокол ее допроса.

– Да я и так знаю.

– Уже говорила с ней?

– Разумеется.

– Ну да, ты ведь у нас… оперативница.

– На том стоим. Слушай, Андрюш… а ты не сольешь мне координаты его…

– Кого?

– Ну, вот покупателя этого… или оценщика хотя бы.

– Шутишь? Это закрытая информация.