- Милана, я ведь жду, - он сегодня ужасен в своей настойчивости! О, если бы не мама, я бы даже не подумала ставить его в известность обо всем, что происходит.

Подхожу к окну и, стоя спиной к Мамаеву, вкратце рассказываю о Соболеве. Не хочу видеть его довольное лицо, что добился-таки своего. Оказывается, это очень больно – под прессингом выворачивать душу наизнанку.

Хорошо что отвернулась. Так ему хотя бы не видно моих слез, беззвучно стекающих по щекам.

Я так углубилась в свои воспоминания, что не услышала, как Тарас подошел ко мне. Когда он обнял меня за плечи, я вздрогнула. В этот момент мне стало очень жалко себя: я вновь прочувствовала всю боль, которую пережила из-за своей несчастной любви.

- Мила, прости. Я не хотел, сделать тебе больно. Прости меня.

Он развернул меня лицом к себе и стал покрывать поцелуями мои мокрые от слез щеки. А я, не в силах более сдерживаться, припала к его плечу и заплакала навзрыд.

- Ну все, все. Успокойся, моя хорошая. Это все в прошлом. И пусть твои слезы смоют всю горечь, оставшуюся в душе.

Его тихие слова успокаивают. Нежные поцелуи разливаются истомой по всему телу. Как хорошо ощущать тепло его крепких рук. Я прильнула к нему всем трепетным телом и почувствовала, как встрепенулось его мужское естество. Отстраняться не хочется.

И все же пытаюсь освободиться от его напряженного тела. Но он буквально впечатывается в меня, заставляя обмякнуть. Уже не владея собой, тихо постанываю. И вдруг с ужасом понимаю, что, если бы в доме никого не было, мы бы не смогли справиться с чувственностью, охватившую нас обоих.

- Нет, Тарас, нет… Мы не одни.

Он резко отпускает меня. Я едва держусь на ногах, ставших ватными. Удерживаюсь, до боли сжимая подоконник отведенными назад руками. Тарас впился в меня взглядом, полным безумной страсти.

- Милана, поедем куда-нибудь… Я умоляю тебя…

- Нет… - я уже владею собой и понимаю, что поддалась этому безумию под воздействием воспоминаний. И с горечью осознаю, что в эти мгновения даже не осознавала, кто был рядом со мной. Боюсь, что представляла себя в объятиях не этого человека…

- Тарас, я должна позаботиться об Артемке. Я обещала.

Мамаев тоже пришел в себя:

- Я не дал тебе договорить. Больно было смотреть, как подрагивают твои плечи.

- Да, спасибо что… успокоил меня. А теперь уходи. Я все объясню тебе позже. Только ты обещай, что не откроешь мою тайну маме.

- Этот малыш такой милый. Мне было приятно, когда он трогал мою бороду. Такое странное чувство, когда тебе улыбается ребенок…

Тарас еще что-то говорит о своих чувствах к карапузику. А я вдруг осознаю, что даже не почувствовала прикосновение его бороды. Неужели я привыкаю к Мамаеву? Неужели мне были приятны его поцелуи, объятия.

Нет. Это просто химия… Апрель… Гормоны… И не более того.

- Так я пойду? – он произносит те же слова, что и Соболев перед отъездом.

Неужели я никогда не избавлюсь от мыслей о Стасе? Может, Элина права, и мне не помешало бы посетить психотерапевта?

- Да, Тарас. Надеюсь ты сдержишь обещание – я про маму?

- Безусловно. Еще два слова: когда я тебя увижу?

- Созвонимся, - очень хочется, чтобы он уже ушел. Мне надо разобраться в себе.