Охрана стояла у ворот по всему периметру участка – и личные охранники Гарри, и Городская Стража как ястребы наблюдали за горожанами, которые один за другим в порядке очереди выкладывали целый доллар, чтобы прокатиться на прицепе паровоза. Доллар есть доллар, во столько обходится дневное пропитание для семьи, и все же, как Мокриц мог собственнолично убедиться, полет по рельсам в чудо-поезде стоил того, чтобы потуже затянуть пояса. Это было лучше цирка, лучше всего на свете – нестись навстречу бьющему в лицо ветру и черному дыму, от которого слезились глаза, но копоть на лице была чем-то вроде почетного значка для ездоков, которые, правда, этого не замечали, потому что, если жить где-нибудь в районе Теней, достаточно было просто ступить на улицу или даже зайти к себе домой, чтобы получить хоть плевок в лицо, хоть оплеуху.

Мокриц прекрасно знал, как охочи до новшеств были жители Анк-Морпорка, и ему было совершенно очевидно, что Железная Ласточка, возглавляющая состав, как королева, стала апофеозом новшества. С грохотом она вывернула из-за поворота, таща прицепные фургоны, полные людей, которые кричали и махали приятелям, которые еще ждали своей очереди. И как ценитель массового безумия, Мокриц жадно наблюдал за ними; он заметил, что некоторые пассажиры, высадившись на платформу, подбегали к человеку, который в обмен на еще один доллар выдавал им маленькие сувениры, а потом снова бежали в конец очень, очень, очень длинной очереди, чтобы прокатиться снова.

Рядом раздался щелчок, сверкнула вспышка, и Мокриц повернулся, увидев никогда не унывающее лицо Отто Шрика, ведущего иконографиста анк-морпоркской «Правды», который по-приятельски помахал ему.

– Ну, господин вон Липвиг, зная тебя, это точно тфоей руки дело!

Мокриц рассмеялся:

– Нет, Отто, не моей, но я вижу, что оно набирает популярность!

«И я хочу быть в самом центре», – добавил он про себя.

Он заметил, что сборщик денег регулярно убегал, утаскивая за собой огромные кожаные мешки, в сопровождении двух троллей-телохранителей, и его тут же сменял второй аттракционщик, готовый принимать у толпы денежки. И вот Мокриц, своим «хитрым манером», последовал за деньгами. Он шел за ними между гигантских зловонных куч и вонючих отстойников империи Гарри, пока человек с мешком монет не вошел в большой сарай. Мокриц вошел следом и застыл, потому что оказался окружен людьми, чьи носы частенько бывают расплющены и свернуты набок – людьми немногословными и, как он теперь заметил, с очень плохим запахом изо рта.

К счастью, в бараке оказался и Гарри Король, который был достаточно умен, чтобы сразу вскинуть руку и прояснить:

– Спокойно, ребята, сделали глубокий вдох. Это всего лишь господин фон Липвиг, мой давний приятель и управляющий банка. Практически один из нас, а, Мокриц?

Мокриц улыбнулся, радуясь тому, что в данную минуту все дышали глубоко и спокойно, и ответил:

– Гарри, ты же понимаешь, что как управляющий твоего банка я обязан следить за соблюдением твоих интересов, но ты, я надеюсь, следишь и за соблюдением интересов господина Кекса, не так ли?

Слова повисли в воздухе как меч, и притом довольно острый. Мокриц следил за Гарри, который не повел и бровью. А потом внезапно расхохотался.

– Ого, господин фон Липвиг, я всегда говорил, что тебе пальца в рот не клади, хотя и за своими пальцами следи, если уж на то пошло!

Он кивнул своим телохранителям и сказал:

– Ступайте, передохните чуток. Мы тут с приятелем перетрем по-приятельски. Кыш отсюда.

И они подчинились. Остался только один, самый большой тролль, который необычайно сверкал и самым внимательным образом наблюдал за Мокрицем, впрочем, не так внимательно, как наблюдал за ним Мокриц. И Мокриц заметил, что этот тролль был… джентльменом. Он не мог описать никакими другими словами. Тролль был хорошо одет, что удивляло уже само по себе, ведь тролли в принципе относились к одежде как к необязательному атрибуту.