Поворачиваю голову в сторону выхода, а там… эти чёрные, зловещие глаза, смотрят так, будто пытаются прожечь во мне дыру. Взгляд исподлобья, говорит, что он очень сильно недоволен.
Всё нутро подбирается, сердце бешено стучит. Этот человек давит на меня своей подавляющей аурой, не могу спокойно воспринимать его присутствие, начинаю нервничать.
— И долго ты здесь собралась мыть?
А голос низкий с хрипотцой, так вообще заставляет дрожать всем телом.
Он смотрит, как я мою руки. Быстро отключаю кран. Руки при этом дрожат, быстро их прячу за спину, сцепляю пальцы в замок, опускаю голову и иду к выходу, где он загромоздил почти весь проход.
Задерживаю дыхание, когда пытаюсь протиснуться боком в узкую щель, которая между ним и косяком.
— Стой, – звучит его голос надо мной.
Перегораживает мне путь рукой, отчего резко останавливаюсь. Теперь я зажата в капкан, так непозволительно близко, что через ткань одежды ощущаю его жар тела, а в нос забивается запах табака и мяты с отдаленными нотами мускуса, такой же дерзкий, как и сам обладатель.
Указательным пальцем поднимает мою голову за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза.
Утопаю в его чёрной пропасти… он смотрит так, будто гипнотизирует, заставляя смотреть в его обсидиановые глаза. Замираю и перестаю дышать, сердце барабанит в груди, кажется, что слышно даже ему.
— Это последняя твоя выходка, Анастасия.
Хочется подправить его, что меня зовут Василисой, но сразу отметаю эту мысль, вспоминая слова начальницы, не перебивать господина.
Он отпускает мой подбородок и проходит вглубь ванной комнаты. Я жадно хватаю воздух ртом и тяжело дыша, прикладываю ладонь к груди, где ощущаю бешеный ритм сердца. Щеки полыхают адским пламенем, я бегом вылетаю из ванной и мой взгляд цепляет лежащую обнаженную блондинку на королевской кровати.
Пока она меня не замечает, открываю дверь и поспешно выхожу наружу, где меня поджидает Марья Васильевна.
Вот, черт! Про неё совсем забыла.
— Ты, что себе позволяешь?
Она шипит на меня, хватает за локоть и ведет по длинному коридору подальше от этой злополучной спальни.
— Простите, я не специально, – пищу ей в ответ.
Мне приходится терпеть их унижения, ради того, чтобы меня не уволили. А в душе кошки скребут от обиды и несправедливости. Это не королевский дом, а настоящее исчадие ада. Я начинаю жалеть, что вообще сюда устроилась.
Она заводит меня в гостевую комнату и начинает отчитывать за моё фиаско:
— Ты умудрилась в первый день нарушить почти все правила этого дома. За такое я тебя увольняю. Ты меня выставила как некомпетентного управляющего перед господином, которая не справилась со своими обязанностями. Никто! Никто ещё меня так не позорил. Живо собирай свои вещи и выметайся из этого дома.
Она кричит на меня, от этого начинает щипать в носу и собираться влага в уголках глаз. Так становится обидно за себя, ни за что получая выговор.
Как же так? Мне нужна эта работа, куда я теперь устроюсь за такие деньги, которые сейчас нужны, как никогда.
— Пожалуйста, не выгоняйте. Больше такого не произойдёт, я обещаю, – с мольбой в голосе, прошу её.
— Нет! Вторых шансов я не даю.
Марья Васильевна злобно сверкнув своими безжизненными глазами, разворачивается и уходит из комнаты. Я оседаю по стенке от бессилия и начинаю горько плакать, обнимая себя за плечи, которые трясутся от рыдания.
И что теперь делать? Где искать работу с такой же зарплатой, как здесь?
Столько вопросов крутиться в голове и я не нахожу ответа.
Шмыгая носом, встаю с пола и выхожу из гостевой комнаты.