— Документы, например, затеряются… Или будут неверно оформлены… Или еще что-то в этом роде… — начинаю я перечислять причины, по которым в моем мире опротестовывались тендеры и снимались неугодные закупщики с аукционов, — понимаете, если документы будут неверными, то проведение аукциона же будет незаконно… И таким образом можно время…

— Максан, — переводит взгляд на сына Оррих-ан, — твой шпион в администрации…

Волк кивает и, кинув на меня нечитаемый странный взгляд, вылетает из кабинета.

А Оррих-ан медленно садится обратно в кресло и принимается изучать меня. Тяжело очень, давит взглядом.

Чувствую себя крайне неуютно, ежусь у стены, но смотрю четко в глаза. Моргая преданно и стараясь выглядеть маскимально безобидно и зависимо. Если я правильно считала физиогномику, то такое поведение должно немного успокоить властного оборотня.

Я сделала все, что могла, для своего спасения. И теперь только остается ждать решения волка.

Прямо чувствуется, насколько хрупко сейчас мое положение, буквально на тонкой нити вишу. Если я просчиталась, передавила или, наоборот, не додавила, то…

— Садись, Сандрина, — говорит Оррих-ан, — нечего стоять.

Уф-ф-ф… Похоже, прошла по тонкой нитке своей.

Канатоходка, блин…

9. Глава 9

— Вот здесь твое рабочее место.

Высокая, красивая, как и все они здесь, волчица Инрина смотрит на меня с неудовольствием, к которому я уже, кажется, привыкать начинаю! А это неправильно, так и реально привыкнуть недолго. Но воевать пока что глупо, потому просто не обращаю внимания на презрительное выражение лица Инрины, с любопытством осматриваю кабинет. Неплохой, кстати, такой… основательный. С тяжелой хорошей мебелью, тремя здоровенными шкафами по стенам, забитыми папками с бумагами.

Мне даже не по себе немного становится. Все же, отвыкла от такой тяжеловесной массивности в современных реалиях опенспейса.

Мой стол, один из трех, стоящих здесь, располагается у самой двери. На самом неуютном месте.

Конечно же, новенькая, какие мне удобства? Не заслужила… Ну ничего, заслужим.

Подхожу, осматриваюсь, присаживаюсь на стул, своими резными ножками и мягкой, обитой зеленым шелком спинкой напоминающий один из тех двенадцати, про которых еще Ильф и Петров писали. Никогда не думала, что буду на музейном экспонате сидеть.

Изучаю старинный письменный прибор, отстраненно думая, что шариковую ручку здесь , видимо, пока еще не изобрели…

И в этот момент на столешницу передо мной падает стопка бумаг. Пы-ы-ыльных!

Поднимаю взгляд и смотрю через пыльный столб в надменное лицо Инрины.

— Это старые счета по трем магазинам, — кривится она в ехидной улыбке, — их надо сверить.

— С чем сверить? — уточняю я, никак не комментируя бессмысленность задачи.

— Друг с другом.

— А поконкретнее?

— Это — конкретно, — рявкает Инрина, — и то, что тебе, с твоим куцым мозгом, доступно.

— А откуда ты знаешь, какой у меня мозг? — все так же миролюбиво интересуюсь я. Не то, чтоб мне нужна была эта информация, но интересно же, с чего ее так кроет. Да и вообще… Мимика у Инрины замечательная, похоже, тут понятия не имеют о том, что можно скрывать эмоции…

— Ты — человек, — пожимает она плечами, — вы вообще недалекие. Все. И медленные. Тоже все. Не знаю, что ты такое умеешь… — тут она выразительно осматривает меня с ног до головы, — но уверена, что эти счета — верх твоего опыта. По крайней мере, здесь.

После этих слов она разворачивается и выходит из кабинета, оставляя меня наедине с документами.

Я сижу, в легком недоумении, бессмысленно скольжу пальцем по пыльной дорожке на столе.