— Ни про каких партнеров отец мне не говорил. — Я подхожу к матери вплотную и строго на нее смотрю.

— Я не так выразилась, — лепечет мать, тут же меняясь в лице. — У нас в гостях очень хорошие друзья, Абеляны, и я уже нахвалилась им про тебя, что ты с нами поужинаешь.

Не так выразилась она, ага. Просто хотела всеми возможными способами загнать меня на ужин, вот и все. Как обычно, использовала любой способ давления, какой пришел на ум.

— А, те самые Абеляны. — Я шумно вздыхаю.

Вспоминаю рассказы матери про подругу, муж которой владеет клиникой.

Прошу с мрачным видом:

— Извинись перед ними, я не в настроении ужинать…

Мать не успокаивается, прет напролом:

— Арнак, мальчик мой, неужели тебе нисколько не жаль мать. Неужели не хочется сделать мне приятное? Я ведь не много прошу. Может быть, последние дни жизни доживаю…

Слушаю весь этот бред сумасшедшей и внутренне закипаю.

Я должен что-то со всем этим сделать.

Как только получу деньги от сделки, в тот же день съеду отсюда к чертям собачьим, приобрету себе жилье.

Мать невыносима…

И если раньше я хоть как-то воспринимал эти ее дешевые манипуляции, то теперь меня натурально от них клинит.

Пожив с Ритой, я понял, какой может быть нормальная семья, где тебе никто не садится на шею. Тебя не заставляют всеми способами делать так, как хотят другие. Тебя не выставляют виноватым, когда ты не хочешь плясать под чужую дудку. Никто не проезжается по твоему чувству долга и так далее и по тому же месту.

Мать — это какой-то звездец…

Тем самым вечером на день рождения Риты, пока я вез мать домой, она вынесла мне весь мозг анализами жены, невозможностью иметь детей и прочим. И когда я послал ее подальше, она устроила дома форменный спектакль с измерением давления, лекарствами. Я уехал домой, взведенный до крайности, решил жене ничего не говорить.

А в четыре утра отец отправил мне сообщение, что мать забрала скорая с инфарктом.

Тогда-то меня и сожрало чувство вины.

Я ж как дебил повелся…

Звонить начал, пока Рита спала, переживал как ненормальный.

А она мне слабеньким голоском: «Умру и внуков не понянчу…»

И отец припечатал вдобавок: «Сжалься над матерью, не укорачивай ей жизнь, потом себя не простишь!»

Я уж потом понял, что это было шоу. Слишком быстро мать вернулась домой, начала вести прежний образ жизни, скакала с первого на второй этаж, как молодая коза.

Да поздно.

Наш с Ритой брак уже разрушен одной сраной запиской, написанной на эмоциях. Одним подлым поступком, который перечеркнул все.

Я не знаю, как отец живет с матерью… Впрочем, в молодости каждый раз, когда он хотел от нее уйти, она попросту рожала ему по ребенку, так у меня появились два брата. А затем он, видимо, смирился. Сейчас ему и подавно плевать на все, кроме приумножения семейного капитала.

А мать, после того как так правдоподобно сыграла умирающую от инфаркта в больнице, теперь день через день использует скорую смерть как повод заставить меня поступать так, как ей хочется.

Она всегда находит способ надавить на меня. Словно чует, за какой крючок зацепить.

Я ненавижу ее, хоть и понимаю, что это грех.

Знаю, должен уважать своих родителей. Должен почитать, заботиться, радовать.

Эта простая истина прочно вбита в меня ремнем в детстве. Бабушка с дедушкой вбили, родители моей матери. Ублюдочные садисты, которые лупили ее все детство и юность, пока она не вышла замуж за отца. Только это вызывает у меня жалость к родительнице. Больше ничего к ней не испытываю, как ни стараюсь.

— Ну сыночек. — Мать заламывает руки. — Ну дорогой мой…

— Один час. — Я иду на компромисс. — Я проведу с гостями ровно шестьдесят минут, а после этого ты больше ко мне не пристаешь.