Оракулом тролли называли тихое горное озеро, похожее на круглое зеркальце. В любое новолуние к нему отправлялись воины, которым приходило время определить свою судьбу. Иногда к оракулу ходили даже подростки, иногда – старики, но всегда по решению Совета. Почему-то мальчишки, самовольно подобравшиеся к озерцу, не видели в нем ничего – даже собственного отражения!

Лет в семь Торлак тоже бегал к озеру, правда, летом. Братец Марлак подначил тогда младшенького, а сам не пошел. Долгую дорогу до оракула крепкий мальчишка одолел на остатках куража и обиды, а вот заглянуть в неподвижные серые воды его побудила честность. Не любил Торлак врать, да и не умел. Приблизился к краю, зажмурился и негромко сказал:

– Я только посмотрю, чтобы честно всем сказать, что ничего не увидел! – и открыл глаза!

Вот в том самом озере и увидел зеленокожий мальчишка вожделенную секиру! Огромную! Прекрасную! А на топорище две руки. Одну зеленую, воинскую, в потертом кожаном наруче с заклепками, а вторую тонкую, женскую и… белую!

Эта белая рука так напугала Торлака, что он бежал от озера, молча забился в какие-то кусты, и просидел там до вечера. Потом его нашли, напоили теплым молоком, уложили у огня и со страхом слушали, как мальчишка бредит, рассказывая о белой руке. «Белой рукой» тролли называли саму Смерть, ведь зеленая при жизни кожа троллей бледнела после ухода за грань. Испуганная мать призвала шамана племени, и тот долго окуривал парнишку дымом, разгоняя злых духов, а потом велел ни о чем Торлака не спрашивать, а только поить молоком с медом и давать спать, сколько пожелает целую неделю! А объяснил состояния ребенка шаман просто:

– Заглянул за грань!

Вкупе с упоминанием «белой руки», эта фраза окончательно убедила Таллу Кровавую в том, что сыну избег большой опасности. Однако троллины не балуют детей. Через неделю, убедившись, что сын отъелся, отоспался и начал шкодить, супруга вождя вернула мальчишку в пещеру молодняка, и занялась повседневными делами. Ей предстояло воспитать хороших жен из четырех дочерей, а мальчишками пусть занимаются воины.

Со временем воспоминания Торлака о походе к оракулу забылись, однако стоило отцу объявить, что настал черед второго сына узнать свою судьбу, и память раскрылась, как яйцо горного голубя. Сдержав эмоции, впившись ногтями в широкий воинский пояс, молодой тролль пошел на встречу со своим страхом.

Зал для праздника был украшен. Илланиэль расправила затекшие плечи, отряхнула с платья листочки, погладила кончиками пальцев колючие сосновые ветви. Получилось красиво и необычно! Прозрачные ягоды морозника свисали и поблескивают, словно льдинки. Алые гроздья рябины сплелись с плющом и сосной. Пушистые клубки омелы висели над дверями, и прятались в укромных уголках и нишах, даря влюбленным шанс на освященный обычаем поцелуй.

Пожалуй, можно идти к себе – надевать приготовленное заранее платье, расшитое серебряными звездами, и вырезные башмачки из мягкой кожи. Волосы незамужней деве полагается носить распущенными, да и с украшениями не разбежишься, но можно спрятать в широкие рукава праздничного платья пыльцу фей, и полетать, пока матушка и старшие сестры будут петь торжественные гимны.

Петь Илланиэль категорически запрещалось! Во-первых, на ее чарующий голос слетались птицы, а во-вторых сбегалась вся живность из окрестного леса. И если вы думаете, что появлялись только зайчики, белочки и ежики, то вы заблуждаетесь. Впрочем, волки и лисы вели себя куда деликатнее мелких грызунов, хуже всего было нашествие мышей! Так что гимны юная эльфийка могла только слушать, а петь позволяла себе лишь очень далеко от родного дворца.