– Заднюю скорость включи, – убедительно попросил Виктор и показал «чайнику» четвертак, на что тот отчаянно замахал руками, мол, ничего не надо, только оставьте мою машину в покое.
А Евгений, благодушно улыбаясь и понимающе кивая, потерзал ручку коробки передач и вновь начал таранить машину частного собственника.
– Заднюю! – в один голос заорали Виктор, Тимофеич и «чайник».
После чего Евгений словно бы очнулся и наконец-то отъехал назад. Затем лихо крутанул руль и, чудом не задев многострадальный жигуль, помчался дальше по вечерним московским улицам.
Виктор благодарил Бога, что движение на той же улице Правды или Скаковой улице, на которых им предстояло инкассировать последние точки, было слабым. И все равно ему нет-нет да приходилось буквально вырывать у водителя руль, чтобы вернуться на свою полосу, а не ехать по встречной. Один раз едва-едва ушли от лобового столкновения с грузовиком, к счастью, тот тоже отвернул. При этом Евгений лишь посмеивался, а Тимофеич время от времени повторял:
– Витек, все нормально, Овец, не торопись…
Критический момент наступил во время инкассации касс Белорусского вокзала. Вернувшись в машину, Виктор увидел, что вокруг все заблевано. Овчинников был мокрый от пота, держался за сердце и тяжело дышал. Им осталось про-инкассировать всего три точки, но беда была в том, что одна из них – сберкасса – находилась на улице Готвальда. А это означало переезд через мост на площадь Белорусского вокзала, пересечение улицы Горького и так далее. Ехать туда сейчас было смертоубийством. Если бы Виктор умел водить, он давно бы сам сел за руль, но в обращении с автомобилем он мог только помочь поменять колесо.
Вызывать из дежурки резервную машину – значит подвести под увольнение весь экипаж. Дожидаться, пока Евгений вернется в состояние крутить баранку, тоже нельзя, – кассирша из сберкассы на Готвальда обязательно сообщит дежурному, что инкассаторы не приехали вовремя, тот свяжется с маршрутом по рации, поинтересуется, в чем дело…
– Тимофеич, – принял решение Виктор, – подай-ка мой пакет и сумку от Готвальда давай.
– Зачем? – не понял тот, однако машинально выполнил просьбу сборщика.
– Пешком в сберкассу пойду.
– Совсем, что ли, с ума сошел?! – Тимофеич попытался забрать обратно пустую инкассаторскую сумку, но Виктор не отдал.
– Пойми, Тимофеич. Ехать нам через мост нельзя – либо врежемся в кого-нибудь, либо гаишник арестует. Ждать, пока этот мудак протрезвеет, тоже нельзя – цигель-цигель. Звонить в дежурку – сам понимаешь.
– А если ограбят? – Язык у Тимофеича слегка заплетался.
– Да с какого перепугу меня ограбят! – Виктор убрал в непрозрачный пакет сумку. – Кому до меня какое дело? Не бойся, Тимофеич, я же на границе служил. Все! Ждите, я быстро. – И, не слушая дальнейших возражений, Виктор отправился пешком инкассировать сберкассу.
Все обошлось. Дошел до улицы Готвальда, вынул из пакета свернутую порожнюю сумку, как ни в чем не бывало вошел в сберкассу, взял сумку с деньгами, убрал ее в пакет и – обратно. На все про все ушло минут двадцать пять. За это время Евгений более-менее пришел в себя, сидел за рулем серьезный, сосредоточенный. Тимофеич тоже заметно протрезвел, видимо, переживал за напарника.
– Ну, ты, Витек, даешь! – только и сказал он, когда сборщик передал ему сумку сберкассы с улицы Готвальда, в которой было порядка сорока тысяч рублей.
Уже без всяких приключений они взяли две последние точки, вернулись в банк и сдали ценности без осложнений. Самый кошмарный вечер в жизни Виктора закончился. Но когда чувствовавший свою вину Евгений подошел к нему и предложил подбросить до дома, Виктор едва удержался, чтобы не съездить тому по морде.