Я выглянула из полумрака душной палатки.
Солнце больно ударило в глаза, хотя день уже собирался клониться к исходу. Небо голубое, ясное и чистое. Воздух пропитался тёрпким запахом преющей соломы, мужским потом и луком. Было по-летнему жарко. Затосковала по свежему воздуху. Осмотрелась. В обоих концах центральной улочки пронзали воздух остроконечные смотровые башни, на верхушке которых виднелись тёмные силуэты часовых. По прогибающемуся в некоторых местах дощатому настилу, я двинулась налево, в сторону, куда собралось заходить солнце – мимо ровных рядов одинаковых палаток. Серые льняные полотнища перекинуты через каркас из срубленных жердей и привязаны верёвками к вбитым в землю колышкам. Пологи подвёрнуты к верху: днём жарко, и, если свежий ветерок не впускать, представляю какой тяжёлый воздух станет внутри. Обстановка в других палатках почти такая же, как и в моей (хоть меня и поселили в жилище главаря), – максимально скромная – по две, а где по три лежанки. Некоторые палатки соединялись между собой образуя навес. Под такими навесами чернели очаги потушенных костерков. Рядом валялась зола, угли, обгоревшие головешки, и, ещё не тронутые огнём, пучки соломы да щепки. Видимо, под этими незамысловатыми укрытиями воины собирались небольшими группами и пережидали непогоду.
В предыдущую мою вылазку мне показалось, что в лагере палаток двадцать, не больше. Но от центральной улицы, если так можно сказать, отходило еще несколько дощатых лучей, с такими же рядами одинаковых строений. По пути мне не повстречался ни один человек. Вымерли все что ли?
Пройдя ещё пару шагов услышала какое-то оживление, словно обитатели лагеря собрались в одном месте на шумном празднестве. Предусмотрительно свернув на пустующую улочку, я благополучно обошла сборище воинов незамеченной и оказалась у крайних палаток. Рядом находилась смотровая башня, с которой воины осматривали прилегающую территорию. По форме башня напоминала высокий шпиль, с приставленными к нему, с четырёх сторон, лестницами. Вершины их сужались, и образовывали вверху квадратный настил. Смотровых на площадке было двое. Один из них приветливо махнул мне топором. Выходит, моё перемещение по лагерю не остаётся незамеченным. Ну и ладно, не на цепи держат, и на том спасибо.
Вчера ночью я оказалась права. Лагерь чужаков, возведённый на земляной пустоши, был окружен двумя холмами. Сейчас, когда день близился к вечеру, тот холм за который укатывалось солнце, плавно погружался в невесомую дымку. Он был ближе, и я направилась к нему. Наверняка, у подножия холма есть какой-нибудь ручеёк. Пожалела, что про воду не расспросила у великана или повара, и искать бы не пришлось. Но я уже отошла от смотровой башни шагов на сто не меньше, до холма осталось примерно столько же. Не возвращаться же обратно...
Место, где расположился военный лагерь, восхитительно: кругом волновалась густая зелёная трава, по которой, точно брызги красок, рассеянны пёстрые лесные цветочки, надо мной – с неторопливой неспешностью поглощалось сумраком безоблачное небо, впереди зелёный холм, усеянный пиками сосновых деревьев, а справа, до самого горизонта – океан. Я не сразу сообразила, что это он. Потому что обрыв протянутый от одного холма к другому не очень-то выделялся. На его бледно-жёлтую кромку обратила внимание лишь тогда, когда мой взгляд зацепился за прыгающие белые барашки.
Океан я видела раньше.
Замок Кровавого Эдварда стоит на открытом утесе. Неприветливая водная стихия, поднимающая одну за другой устрашающие волны, всегда виделась ужасным монстром. Побывав на обрыве однажды, затаился в моей душе страх, холодный, сковывающий. Я слабела от одной только мысли, что могу оказаться в его хищных объятьях. То ли дело лес. В нашем домике среди деревьев мы с бабушкой всегда чувствовали себя в безопасности.