Вода в купели немного забурлила, и стала теплей.

- Другой рычаг холодная, - он кивнул на второй диск.

Лем ушел.

Я осталась одна не только в уборной, но и в своих мыслях. Теперь он меня будет здесь держать из жалости, я ведь ему не нужна, и не буду нужна. Все равно или поздно в нем взыграет мужская гордость, и он захочет продолжение рода. Я окажусь никому не нужной вновь. Ведь не надо было соглашаться, просто не надо.  

От злости я пнула по воде, расплескав ее. Почему я вечно должна бороться за то, что хочу? Хожу по кругу в этой бесполезной борьбе со всем миром за свое счастье.

Так, надо мыслить рационально. Если действительно нельзя ничего поменять, то надо извлекать выгоду из сложившегося положения. Как ни крути, а других вариантов нет  - придется как-то сходится с Лемом. Вот какие нам отношения строить? Какая свадьба?

То есть мне и гадить ему по-крупному нельзя, но и спускать ему с рук я не собираюсь.

Я вылезла из купели, и закуталась в халат, пришедшийся мне по фигуре, будто всю жизнь меня ждал.

Вышла из уборной и увидела Лема, сидящего в кресле у дальней стены. Он уже успел одеться в черные брюки и рубашку. Вот только его поза была напряженная — он поставил локти на колени и сложил руки в пирамиду, держа их возле губ.

— А у меня одежда будет? — я подошла к кровати под его пристальным взглядом.

— У тебя будет все. Но для начала тебя осмотрит лекарь.

Я недоуменно посмотрела на него.

— Я думала, ты мне замок покажешь.

— И это тоже, — он отвел от меня взгляд.

Заметила, что у него это привычка, но не заметно, что ему стыдно, или его грызет совесть.

Вскоре в дверь постучались. Лем мягкой походкой подошел к ней, коснулся рукой сбоку от нее. Стена засветилась серебристым свечением, который сплелся в четыре ровные линие, похожие на провода. Они протянулись от руки к верху двери и к низу, и та распахнулась.

В комнату вошла женщина лет сорока в платье болотного цвета с рюшками. У него даже выреза не было, лишь воротник до тонкой, бледной шеи. Ее руки были сложены на животе, волосы с проседью затянуты в тугой пучок, как у учительницы в школе. В глаза больше всего попадал ее нос — круглый, как шарик для настольного тенниса.

— Доброе утро, господин Вернхин, — она немного поклонилась.

— Доброе Веста, это Кристина, — он представил меня ей. — Прошу сделать ей осмотр.

Женщина повернулась, ко мне и посмотрела своими печальными глазами. Казалось, что ее лицо никогда не затрагивала улыбка.

— А я не хочу, чтобы меня трогал непонятно кто, — прошептала я, отступая к кровати.

— Это лекарь, такой же как в твоем мире.

Я с ужасом глянула на него. Тем более не хочу, чтобы лезла какая-то незнакомая тетка тетка.

- Своему доктору я-то доверяю, а это… Вот где ее лицензия на лечение?

— Ложись на кровать, — сказала Веста.

— И не подумаю, — я скрестила руки на груди.

— Кристина, просто ложись на кровать.

— Нет. Я не хочу, чтобы она лезла ко мне. Или пусть руки хотя бы помоет, — возмутилась я.

— Она не будет никуда лезть, — ответил Лем. — Просто осмотрит тебя.

— Не-не-не. Меня в моем мире уже смотрели недавно. Я здорова, — я выставила руку.

— Кристина, — Лем поднялся и подошел ко мне, взял за руки и посмотрел в глаза. — Ничего страшного не будет.

Я хмуро посмотрела на него, не разделяя его оптимизма. Попыталась вытащить руки из его хватки, но не смогла.

— Идем, — Лем усадил меня на кровать, лег первым и утащил меня за собой.

— Отпусти, — я попыталась вырваться, но безуспешно. Он сжал мои руки в запястьях, как в наручниках.

— Тихо, тихо, — сказал он, будто успокаивал взбесившуюся кобылу, а не девушку.