В любом случае, прежде чем окончательно психовать, сперва я дошла до соседней спальни и проверила шкаф. Отсутствовало несколько вещей, уместились бы как раз в небольшой чемодан, как раз те, которые она носила чаще всего. Потом я ещё несколько раз записку перечитала. Не нравилось мне это всё. Словно внутри противно скребло и царапало что-то, несмотря на придуманное мною же самой оправдание такому легкомысленному поступку. На номер Ириды я тоже заново набрала. А потом голосовое отправила. Так хотя бы буду знать, когда абонент станет доступен. Стало чуточку легче. И всё равно этой ночью не смогла уснуть. На часах пробило семь утра, когда я перестала ходить из одного угла квартиры в другой угол. Чего только не надумала себе за прошедшее время: и про сестру, и про её внезапный отъезд, и про Белова, и про себя. Про себя — так особенно! А потом — снова про Белова. И чего уж там, о нём почему-то самым навязчивым образом думалось больше всего остального. Сколько ни старалась делать обратное. Но ведь стараться не думать о нём — всё равно, что думать, так или иначе.

Да, точно лечиться надо…

И способ оного я выбрала самый лёгкий из всех доступных.

Как говорится, с глаз долой, и всё такое…

Не пошла я на работу.

Больничный лист оформила. Нагло воспользовалась знакомствами старшей сестры. Чтоб уж не портить себе трудовую какой-нибудь нехорошей статьёй за прогул. Как и заявление на увольнение написала и отправила в компанию вместе с курьером. С этим же курьером я отправила и пакеты, которые вмещали оплаченные чужими деньгами покупки, доставленные накануне.

Часы тем временем близились к одиннадцати утра. И я, с содроганием сердца ждала той минуты, когда отдел кадров известит о вынесенном вердикте, то есть увольнении. Не дождалась. Зато дождалась звонка в дверь. Которую открыть не решилась.

А всё потому, что...

— Ты либо сама открываешь, Эрида, либо я её выбиваю к чертям волчьим, — холодно произнёс мой недобосс.

Я как стояла у дверей, так и замерла, малодушно решив не только не открывать, но и не отвечать.

Может меня вообще дома нету!

Постою тут тихонечко, а он уйдёт…

К тому же, чего он такой злющий?

Нет, открывать точно не буду.

— То есть по-хорошему не желаешь? — по-своему расценил мою реакцию Владимир. — В сторону от двери отойди, — послышался ещё один приказ.

С места я, разумеется, так и не сдвинулась.

— Вы что, правда мысли мои читаете? — ужаснулась.

И тут же отвесила себе мысленный подзатыльник.

Вот же… дурочка! Какие мысли? Просто предположил, а я повелась, как последняя бестолочь.

— Ты слишком громко топаешь, — снисходительно пояснил он. — От двери отошла? Или решила всё же открыть сама?

Если бы было возможно лопнуть от переполняющего меня возмущения, меня б сейчас точно по стенкам размазало.

— Я же громко топаю, если бы отошла, вы бы тогда пренепременно услышали! — съехидничала в ответ.

— Твоё перетоптывание на месте разве что глухой не услышит, — отзеркалили мой тон. — Поэтому и прошу отойти. Не хочется случайно прибить тебя выбитой дверью. Я ещё не все проценты с тебя спросил.

— Какие ещё проценты? За что?! — воскликнула нервно. — И вообще-то порча чужого имущества преследуется законом! — сложила руки на груди в защитном жесте.

Можно подумать, оно помогает.

— Ты же сама юрист, должна знать, что любой закон при желании можно обойти, — флегматично парировал Владимир. — И чего я с тобой вожусь? Хотя… соседям развлечение. Доброе утро, — поздоровался непонятно с кем под конец.

Вот тут я начала нервничать ещё больше.

И…

— Да не сможете вы её выбить, она тяжёлая, железная и бронированная! — сама же в собственных словах засомневалась.