Выпили по три рюмки, плотно закусили. Разговоры во время еды у них в семье не были приняты. Когда со стола убрали, под чаи дело дошло и до разговоров.

После нормального приема и суток отдыха рассказать о вчерашних перипетиях с Ларисой оказалось несложно. Прицепом пошли размышления о Саше.

В ответ он слышал «угу», «ну-ну», «так-так»… а когда уже замолчал, отец вдруг стал рассказывать, как добивался маму – невысокую худенькую девчушку, которая шарахалась от него, пугаясь габаритов. Как базар свой рабочий фильтровал и в общем держался геройски, смиряя плоть.

- Раз как-то мизинец на правой… пальцы свело, так я руки при себе держал, - улыбался он, вспоминая: - Обычная у нас любовь была, как у большинства – без особых сложностей и страданий, спокойная. А лучше этого, Витя, и нет ничего. Ты не понимаешь может…

- Я все помню, батя, а потому верю.

Он действительно помнил. Мама едва доставала отцу до подбородка и тот часто обнимал ее, чмокая в макушку и прижимаясь потом к ней щекой. А мама улыбалась ему куда-то в шею. Она не была красивой в общепринятом смысле этого слова, скорее милой, но для них с отцом – самой-самой…

- И вот не понимаю я – раз запал ты на нее, и она уже была свободна, то какого хрена ты, сын, согласился на суррогат – Ларису?

- Не свободна, батя - она Илью ждет. А суррогат - все не пустота. Я детей уже хотел, семью, чтобы, как у нас когда-то. Но сплоховал – согласен, - расстроенно сунул пальцы в волосы Виктор.

- И это у тебя от нее – чуть что за волосы хвататься. И мозги у тебя тоже материны, от меня только то, что на виду. Она умницей была, если бы не болела так часто, то и Главным стала бы на предприятии. С цифрами всегда на «ты»...

- Ты с первого взгляда влюбился, как только ее увидел? – облокотясь на стол, Виктор подпер лицо ладонями, как мальчишка. Отец хмыкнул, подмигнув ему.

- Ерунду не городи?! Все у меня было, как положено – захотел ее сильно и сразу, да так, что штаны дымились. Их на субботник тогда выгнали, всю бухгалтерию. Валя в спортивном костюмчике была, трикотажном, тоненьком. Наклонялась… Ну и закоротило меня - попочка маленькая, аккуратная и видно, что мягонькая. По тому видно, как половиночки… в общем, руки зачесались. Я уже чувствовал их на ней – как полностью умещаются в ладони, как пальцы проминают их… Дымилось – говорю же. А влюбился?.. – задумался батя, - может потом и влюбился, потому что других уже не видел, не нужно было. Но вначале должно очень сильно захотеться, сынок, а иначе и смысла нет… Да что я тебе – великовозрастному, втираю? Сам уже знаешь.

А Виктор молча слушал его и слегка фигел.

Если принять слова бати за истину, а так оно и воспринималось… то и в том, что происходило с ним по отношению к Саше, не было ничего позорного? Не грязная похоть, а правильным порядком просыпающееся чувство? И то, как руки сами собой дернулись и намертво зажали Сашку в углу, а губы впились в ее… И синяки на попке, наверное, остались, потому что он тоже… тоже на нее заглядывался. А пришлось - сразу и осуществил. Мимо мозга, на живых инстинктах. Оправданно получается. Но лучше бы его тогда всего судорогой свело.

Он ни с кем не обсуждал такие вещи, но, получается, это закономерность? И даже норма - когда слетаешь в животную версию, где мозг отключается, а все поползновения организма стремятся в сторону женской особи. И что печально – ничего общего с романтикой.

- Саша тогда уже была с Ильей, - подвел он итог своим размышлениям.

- Не знаю, Витя… в семью я тоже не полез бы. Скорее всего. И всю жизнь жалел бы потом. А ты тем более, потому что весь в мать – правильный, мягкий…