– Домой возьмешь? – поинтересовался он.

– Нет, – покачала головой она, – мне его взять не разрешат.

Ракитин потоптался, повертел головой, опять поправил ранец и решительно велел:

– Пойдем к метро.

– Зачем? – не поняла Лариса.

– Попробуем его отдать кому-нибудь.

– Делать вам нечего! – фыркнула Зайцева.

– Пойдем, пойдем, – поторопил Денис, потянув Ларису за рукав. Поднял с асфальта ее ранец, который она пристроила на более-менее сухое место, и снова потянул ее за куртку.

Ракитин был почти на голову ниже Ларисы. Тогда почти все мальчишки были ниже ее, и идти рядом с маленьким Денисом она стеснялась. Но только первые пять минут, а может быть, и еще меньше. Потому что потом Лариса перестала стесняться и только боялась, что ему надоест возиться с ней и с котенком, и он уйдет, и она опять станет самой несчастной на свете.

Котенка они пристроили часа через полтора. Отдали какой-то тетке, долго и ласково на них смотревшей. На них многие смотрели ласково, качали головами, гладили тихо попискивающего котишку, и Ларисе казалось, что это никогда не кончится, но страшно ей не было. Она уже понимала, что Денис что-нибудь придумает.

Женщина взяла котенка, улыбнулась им на прощание и скрылась в метро, а Ракитин выдохнул с облегчением.

Им отчего-то стало очень смешно, и они долго хохотали, уставившись друг на друга. Потом Денис кивнул ей и почти сразу растворился в плотном людском потоке, выходившем из метро.

Потом он долго не обращал на нее никакого внимания, до девятого класса. Но тогда он стал уже на голову выше.

– Лариса Максимовна, еще правки будут? – переминаясь с ноги на ногу, спросила секретарша Кира.

Доклад, в котором Лариса сейчас не понимала ни слова, готовили для нее вторую неделю. С ним ей предстояло выступить в городской думе, и Лариса вторую неделю придиралась к каждому слову. Придиралась не из самодурства, от этого доклада многое зависело в ее дальнейшей карьере, а к таким вещам она относилась исключительно серьезно.

– Сбрось мне его по электронной почте, – возвращая секретарю листы бумаги, распорядилась Лариса. – Я еще посмотрю и сама поправлю.

Она не любила Киру, почти не выносила. Девушка была племянницей человека, ссориться с которым Ларисе было никак невозможно, без его согласия она никогда не села бы в свое сегодняшнее кресло. Кира работала исключительно добросовестно, со всеми была безукоризненно вежлива, но неприязнь начальницы, похоже, чувствовала, и Лариса надеялась, что она вскоре уволится. Уйдет мирно, потому что придраться было не к чему: Лариса тоже старалась быть с Кирой безукоризненно вежливой. Иногда срывалась, конечно.

Видеть Киру у Ларисы не было никаких сил: она напоминала ей Ленку Миронову.

Миронова была самой незаметной девочкой в классе, только училась лучше всех. Лариса с ней почти не разговаривала, не о чем было. Миронова ходила с двумя дурацкими косичками, даже сережек не носила, и вызывала бы у Ларисы острую жалость, если бы ей пришло в голову о Ленке задуматься.

Все изменилось, когда Лариса заметила, как смотрит на тихую отличницу Денис Ракитин. Они оканчивали восьмой класс. Была перемена, Миронова стояла у окна, смотрела вниз на школьный двор и не видела, как Ракитин, прислонившись к стене, не сводит с нее глаз.

Лариса на свою беду это увидела. Тогда она еще не знала, как называется злость и ненависть, переполнившие ее и исчезнувшие только следующей осенью, когда стало известно, что Ленка перешла в другую школу.

Наверное, ненависть исчезла не до конца, потому что, впервые увидев Киру, Лариса поняла, что не успокоится, пока не выгонит ее из собственной приемной.