Николай Иванович выглянул в окошко и купил у разнозчика газету «Фигаро».

– Зачем ты это? Ведь читать ты не будешь, – заметила ему жена.

– А может быть, кое-что прочту и пойму, – отвечал он. – Во-первых, в «Фигаро» всегда картинка есть. Картинку посмотреть можно. Наконец, о приезжих. Кто из русских в Париж приехал. Это-то уж я всегда понять могу… Да и вообще приятно в путешествии быть с газеткой.

Он надел пенсне, развернул газету и стал смотреть в нее, но тотчас же отложил в сторону.

– Пойду-ка я в буфет… Как ты хочешь, а бутылочку винца надо с собой захватить, – сказал он жене.

– Незачем, – строго остановила его та. – Ты уйдешь из вагона, а здесь увидят, что я одна, и сейчас же займут места в купе.

– Однако, душечка, ведь это экспресс… Поезд полетит без остановки. Нас жажда замучить может. Ведь и тебе не мешает глоточек винца сделать.

– Обо мне прошу не заботиться… А ваше пьянство за границей мне уже надоело. Стоит только вспомнить Турцию, где мы с тобой были в прошлом году, так и то меня в дрожь бросает. Уж, кажется, турки и народ-то такой, которым вино законом запрещено, но ухитрялся же ты…

– Позволь… Но какое же тут пьянство, если я одну бутылку вина-ординера?

– Сиди… От жажды у меня яблоки с собой есть.

И муж повиновался. Он вышел в коридор и стал смотреть в окошко. Прошли дама с мужчиной. Мужчина был в усах, в светлом пальто и фетровой серой шляпе. Пальто сидело на нем как на вешалке и было далеко не первой свежести. Они говорили по-русски.

«Наверное, военный, – подумал про мужчину Николай Иванович. – Не умеют военные за границей статское платье носить».

Догадка его подтвердилась. Мужчина говорил даме:

– Представь себе, мне все кажется, что я где-нибудь свою шашку забыл. Хвачусь за бедро, нет шашки, и даже сердце екает. Удивительная сила привычки.

Николай Иванович обернулся к жене и сказал:

– С нами в поезде русские едут: мужчина и дама.

– Что ж тут удивительного? Я думаю, даже и не один русский мужчина с дамой, а, наверное, целый десяток, – отвечала Глафира Семеновна. – Теперь в Биаррице начало русского сезона. Ведь потому-то я тебя туда и везу. Туда русские всегда наезжают на сентябрь месяц и живут до половины октября. Я читала об этом.

Через минуту и в конце коридора послышалась русская речь. Кто-то плевался и произнес:

– Черт знает, какие здесь во Франции папиросы делают! Словно они не табаком, а мочалой набиты. Мочалой набиты, да еще керосином политы. Право. Не то керосином, не то кошкой пахнут.

– Глаша! И в нашем вагоне русские сидят, – снова заглянул в купе к жене Николай Иванович.

– Ну вот видишь. Я же говорила тебе… Мадам Кургузова говорила мне в Петербурге, что теперь Биарриц переполнен русскими.

– Но все-таки в поезде не много пассажиров. Разве на пути садиться будут, – заметил супруг, сел на свое место, достал из саквояжа путеводитель Ашетта и развернул карту Южной Франции.

– Конечно же по пути будут садиться, – продолжал он, смотря в карту. – По пути будет много больших городов. Вот Орлеан… Это где Орлеанская-то дева была. Помнишь Орлеанскую деву? Мы пьесу такую видели.

– Еще бы не помнить. Еще в первом акте ты чуть не заснул в театре, – отвечала Глафира Семеновна.

– Уж и заснул! Скажешь тоже… – пробормотал Николай Иванович.

– Однако храпеть начал. С ног срезал… Действительно, эта Орлеанская дева что-то уж очень много ныла. Монологи длинные-предлинные… Но спать – это уж чересчур!

– Да не спал я… Брось… Бордо будет по дороге… – рассказывал Николай Иванович. – Это откуда к нам бордосское вино идет. Бордо… Бордо – большой город во Франции. Я читал про него. Торговый город. Вином торгуют. Вот бы нам где остановиться и посмотреть.