Заботиться о ком-то было непривычно, но помня о том, что Тей так ничего и не ел, я решила, что от заморенного инопланетянина пользы будет меньше, чем от сытого. В итоге я сосредоточила внимание преимущественно на фруктово-овощном отделе, где набрала яблок, бананов, помидоров и огурцов. Не удержавшись, взяла и соленых. Потом добавила репчатого лука и картофеля, смертельно возжелав их в жареном виде. В мясной отдел тоже зашла и купила себе кусочек говядины. Побродив еще и махнув рукой на неподъемность будущих пакетов, взяла кое-что в дорогу.

Толик жил по другую сторону от остановки, но много ближе к ней самой, чем я, а потому сначала занес пакеты к себе, а потом галантно проводил меня. У самой двери, убедившись, что посторонних ушей рядом нет, я огорошила его известием о том, что на смену выходить не собираюсь и уже завтра уезжаю. Толик вылупил глаза, неподдельно изумившись. Побоявшись еще более бурной реакции и необходимости долгих объяснений, я с самым серьезным видом сказала, что так нужно. На вопрос, связано ли это с теми парнями в кафе, только кивнула. Понятливый Толик не стал лезть в душу и пытать расспросами, лишь рыцарски предложил свою помощь. А когда от оной я отказалась, заверив, что у меня все в порядке, пожелал удачи и ушел.

Я выдохнула и направилась к комнате, представляя перекошенное лицо Артура, когда он поймет, что выходить я не собираюсь не только сегодня, но и вообще. Увидеть я его, конечно, не увижу. Появляться в кафе мне теперь точно нельзя, но вот созвониться придется. Сваливать ответственность прощания с работодателем на сменщицу Катю, которой я позвонила еще в городе, попросив отработать эту ночь за меня, я не решилась. Не из жалости к ней (сомневаюсь, что такое известие да еще и из третьих рук он перенес бы спокойно), просто привыкла делать самостоятельно то, что действительно должна.

Обо всем этом я раздумывала ровно до тех пор пока не вошла в комнату и не увидела пришибленное лицо инопланетянина, а на столе раскрытый ноутбук. Так…

– Что случилось? – спросила, поставив пакеты на пол.

Тей вздрогнул и поднял на меня переполненные отчаянием и болью глаза.

– Зачем вы это делаете? – спросил он, а я, не отошедшая еще от его взгляда, увидела в них теперь искреннее, почти детское непонимание.

Вот уж чего мне не хотелось, так это вдобавок к необходимости кормить и одевать своего залетного телохранителя, еще и разбираться в его душевных муках и приводить в чувство. Но другого выхода я не видела, а потому спросила:

– Ты о чем?

– Бросаете, мучаете, убиваете? – произнес он, указывая на ноутбук.

М-да… Похоже, идея познакомить его с нашими реалиями через сеть оказалась не самой лучшей. Особенно сейчас, когда практически все новости сводятся к одному. Впрочем, в них и раньше редко можно было увидеть что-то радужное.

– Я понял не все, – продолжил Тей, – но то, что понял… Матери, убивающие своих детей, выброшенные и покалеченные прирученные человеком звери, больные и умирающие от болезней дети, которым некому помочь. Так много ничем неоправданной жестокости и равнодушия. Насилия и ненависти. И это непостижимое – война. Ради чего вы убиваете своих братьев?

Я стояла и понимала, что не знаю, что ему ответить.

«Почему я должна объяснять пришельцу причины поступков людей?! Я сама-то их понимаю? Нет! Более того, я даже отказываюсь себя к ним причислять!»

Я вскипала, вместо нахлынувшего было желания успокоить, приходила злость.

– Ты совсем не знал, куда летишь? Здесь не райские кущи, да. Здесь люди убивают друг друга. И что хуже: приказывают убивать. Те, что сидят в удобных креслах теплых кабинетов – тем, которые теряют свои жизни в грязных окопах.