– Этого не может быть… – будильник извещает об одиннадцати утра, и я зарываюсь лицом в подушку. – Этого просто не может быть… Не-е-ет… Ну за что мне все это?
Ною, но заставляю себя встать – нельзя пренебрегать подработкой, когда сама же психанула и уволилась с основного места работы и даже не потребовала выплату за прошлый месяц.
Да, я дура. Да, идиотка. Но зато гордая. Хотя кому я лгу.
Снова повелась на эмоции. Отдала приоритет чести, а не здравому смыслу, и даже чаевые из бара не забрала. Поэтому опять плетусь в душ с надеждой хоть немного взбодриться перед уроком игры на гитаре для группы детей до пятнадцати лет.
Душ не бодрит. Впрочем, как и растворимый кофе без сахара. Я продолжаю зевать и натягиваю на влажное тело серые джинсы, затем однотонный белый свитер, прикрывающий бедра.
Когда голова просовывается в горловину, в мозгу что-то щелкает, и я, наконец, вспоминаю, что оставила вчера машину возле ресторана, из которого уносила ноги быстрее, чем бы справились колеса старенькой подержанной Тойоты. А это значит, что до «Частного центра развития ребенка» придется добираться на автобусе.
– Просто прекрасно, Серена. Ты просто молодец. Умница, девочка. Таких идиоток, как ты, еще поискать нужно.
Сборы сокращаются до пяти минут. Не до конца высушенные волосы сворачиваю в объемный пучок на макушке, «забиваю» на макияж, хватаю чехол с гитарой, ключи, шубу и наспех застегиваю ее, уже сбегая через ступеньку вниз по лестнице.
Ливень не стих до сих пор, а я, конечно же, совсем забыла про зонт. В этом вся я – несменная мисс «Неудачница» на протяжении каждого года существования со дня своего рождения. Америка никогда не будет гордиться мной.
Опаздываю на автобус. Кто бы сомневался. А следующий придет только через двадцать минут, что автоматически продлевает мое опоздание еще как минимум на десять. Опять. Меня точно скоро погонят оттуда палками. Потом закончатся деньги. Придется съехать со своей крохотной квартиры. Переселиться в порт, например. А лучше – сразу к бездомным портовым пьянчугам, к бочке с вечно угасающим огнем и к крысам. Там мне самое место. Но всякое лучше, чем возвращение домой к матери и призраку старшего брата.
Добираюсь до центра с опозданием в полчаса. Всему виной пробки из-за проклятущего дождя. Несусь прямиком в аудиторию, оставляя за собой на полу шлейф из капель от промокшего чехла. Надеюсь, гитара не пострадала.
– Не так быстро, мисс Аленкастри.
«Только не это».
– Мистер Джонсон, добрый день, – стараюсь дышать ровно, чтобы старикан не подумал, что я заявилась сюда минуту назад. Но потом понимаю, насколько глупо выглядят мои попытки не спалиться, когда я стою перед ним в мокрой шубе и с гитарой в руке.
– Добрый, но не для Вас, Серена, – он оглядывает меня с ног до головы сквозь толстые стекла круглых очков. – Вижу, Вы снова опоздали.
– Ради Бога, простите. У меня была ночная смена. Я не сомкнула глаз. Потом еще этот автобус. И погода… – тараторю без умолку, размахивая свободной рукой. – Вы же видите, какой на улице ливень. А моя машина осталась возле…
– Мне не интересно, мисс Аленкастри, – отрезает он, распрямляя сухую, морщинистую ладонь перед моим лицом. – Я уже устал от Ваших объяснений и систематических опозданий. Каждую субботу дети ждут своего… – он демонстративно замолкает и прищуривается. – Наставника, – слово как будто вытолкнули силой изо рта. – Вы считаете это нормальным?
– Но я ведь всегда провожу занятия сверх нормы по времени. Детям нравится. Это ли не главное?
– Главное то, что Вы нарушаете расписание.