Если у американцев что-то получилось с «прыжком», то был шанс, что их, тридцать третью экспедицию, действительно забросили сюда всего лишь в качестве отвлекающего манёвра. Это объяснило бы кучу моментов – от состава, разбавленного зачем-то теологом и журналисткой, до отчёта по Ясной. Ведь о никудышности последнего Костя Корстнев просто не мог не знать! Это его работа!

Смущало одно: сам Роман имел доступ ко многим документам и темам внутри ЦУПа, да и не только. И уж если он блуждал впотьмах неведенья, то задуматься, что же за организация или человек были в том заинтересованы, стоило бы серьёзно!..

Теперь, когда в модулях частью систем вновь заправлял ЭВМ, а камеры снаружи бдели за периметром, ощущалось шаткое, но спокойствие. Так их хотя бы не застанут врасплох. К тому же вновь обозначилась нить. Буров был прав: не стоит торопиться с погружением.

Меж тем в медблоке уже вовсю гудела подготовка. Вооружённый Иван ни на шаг не отходил от Ренаты, а Буров помогал ей с реаниматором. «Снимать» Ганича с искусственной жизни нужно было плавно, иначе, когда придёт время, напичканный препаратами мозг теолога выдаст невесть что. И погружение просто-напросто ничего не даст.

Трипольский тоже был тут – вошёл вслед за командиром.

Рената старалась вспомнить как можно больше из спецкурсов факультета, и Ординатор в помощники тут уже не годился. Официальная информация и утверждённая методика обучения – это одно. А советы бывалых психосерверов – иное.

– Как это будет? – поинтересовался Трипольский.

– Не знаю, Алексей. Нас учили, что всему можно и нужно придать форму. Чаще подсознание само делает это. Там – царство образов.

– Мистикой отдаёт…

– Ты ещё не избавился от снобизма по отношению к мистике? – по-матерински снисходительно усмехнулась Рената. – Когда-то и мои возможности психосервера сочли бы мистикой!

Трипольский промолчал. Если с Пустым он нашёл хоть какое-то объяснение, то расшифрованные записи с молодеющим Иконниковым – и не просто, а после, фактически, смерти – выбили у него почву из-под ног.

Роман вкратце изложил план, родившийся буквально минуту назад.

– Как – отложить?! – мгновенно взъерошилась Рената. – Ты просто не понимаешь, что говоришь! Я уже запустила процесс, перенастроила реаниматор, обрубила часть медикаментов! Уже нельзя всё вернуть, а потом снова повторить – это фатально для Леонида Львовича!

– Я не говорю – отменить, – вкрадчиво пояснил командир. – Я говорю – отложить. Сколько он может пробыть в… подготовленном состоянии?

– Тридцать часов. Не более. Это если я ещё придумаю как…

– Выше бровей, – перебил Роман. – За это время мы не то что сходить в разведку успеем – мы с подкреплением вернёмся!

Мужчины воспряли, только Буров оставался безжизненно спокоен. Но даже один-единственный его кивок означал горячую поддержку затее с разведкой. Рената понимала, что они не столько жалеют её, сколько реально ищут выход. Но что-то внутри уже клокотало…

В конечном итоге она осталась одна. Всё это время из медизолятора на космопроходцев безразлично таращилась Милош. Едва Рената приблизилась, чтобы рассмотреть пропитавшуюся кровью перевязку, как повреждённая вдруг ударилась лбом в стеклопластик. Рената вскрикнула от неожиданности.

Милослава упиралась головой в преграду, точно надеялась её продавить, а горячее дыхание оставляло запотевший овал, за которым быстро скрывалось осунувшееся бледное лицо. Милош высунула язык, странно покачиваясь, и…

Через миг Рената изумлённо разглядывала медленно исчезающий иероглиф на запотевшем участке стеклопластика, который она им только что начертила…