Побегу, который снова проваливается, потому что я не успеваю выбраться и оказываюсь обнаруженной совсем не тем психом-садистом, которого представляла на месте водителя, а кое-кем другим. Тем самым придурком из маркета, который умеет приносить извинения.

Серьезно? Это какой-то интересный сюжетный поворот, о котором меня забыли предупредить?

Мой взгляд застывает на его лице, выражающем шок приличного уровня, который не скрывают даже легкая улыбка, скорее напоминающая вынужденно-истерическую.

Он смотрит на меня и несколько раз моргает, а потом и вовсе трет кулаком правый глаз, словно это поможет ему перестать видеть меня.

– Я задам только один вопрос, – начинает он, медленно проводя языком по нижней губе и затем закусывая ее. – Тебе было удобно здесь? Ой, не это… Какого хрена ты здесь делаешь? – Он не кричит, а спокойно задает вполне разумный вопрос.

Собственно, да… Какого хрена я делаю в его багажнике?

Сглотнув, я опускаю взгляд на белую футболку, прилипшую к его телу, на которой теперь красуется не только пятно, оставленное мною, но и светло-коричневый след на весь живот.

– Ты не удержал член в руках, пока справлял нужду? – гениальный вопрос вылетает из моего рта, прежде чем я успеваю осознать всю его тупость.

Его брови, подрагивая, взлетают вверх, а рот слегка приоткрывается от удивления, словно он не ожидал такого от незваного пассажира.

– Ну, раз ты потерял дар речи, – произношу я, излучая уверенность и ощущая свою правоту даже тогда, когда совсем не права и могу понести за это наказание по закону, оказавшись в менее приятном месте с металлическими решетками и пресным питанием. – Тогда я пойду.

Я с легкостью выбираюсь из багажника и наклоняюсь, желая забрать свой рюкзак. Накинув его на плечо, я поворачиваюсь к кудрявому парню и выхватываю из его рук причину пятна на его одежде.

Не разрывая зрительного контакта, я делаю несколько глотков колы без сахара и, облизнув губы, вручаю ему:

– Какая гадость.

Было бы слишком идеально, если бы я спокойно ушла? Да.

Сделав ровно два шага от него, я тут же оказываюсь прижата спиной к его телу. Его руки без особой учтивости резко обхватывают мою талию и, оторвав ноги от земли, оттягивают назад.

– Отпусти!

– О, хочешь поговорить? – с ноткой насмешки интересуется он, опуская свой подбородок на мое плечо. – Как жаль, но говорить ты теперь будешь только в отделении полиции. Я посмотрю, сможешь ли ты там вываливать из своего рта подобные выражения.

Я напрягаюсь всем телом, понимая, что если окажусь там, меня вернут к опекунам. А этого я совершенно не хочу. Поэтому, усилием воли выдавливаю из пересохших глаз несколько слез, которые ни в какую не хотят появляться, и почти умоляю:

– Все-все, я поняла! Прости, я больше так не буду. Мне жаль, что я не сдержалась и сказала немного лишнего.

Он замирает, прислонившись спиной к машине, и затем шепчет мне на ухо, обдавая кожу горячим дыханием:

– Поздно.

– Что ты… – все, что успеваю произнести, прежде чем меня, как старый ненужный чемодан, неосторожно бросают обратно в багажник.

– Полежи еще немного и будь тихой, как… как мышь, – выдает он, наклоняясь к моему лицу, пока мои пальцы до боли в суставах впиваются в его плечи, пытаясь высвободить оставшиеся участки тела из его плена. – На этот раз я дверцу прикрою, а то вдруг ты выпадешь. Мне следы будущего трупа в машине ой как не нужны, – цокнув несколько раз языком, он отстраняется и быстрым движением захлопывает крышку моего «гроба».

– Выпусти меня, придурок! – ору я, стуча кулаками и толкая ногами металлическую дверь.