На моих губах появляется самодовольная улыбка от осознания того, что я зарекомендовал себя подобным образом. Нет ничего прекраснее, чем знать, что тебя хотят все. Все, кроме нее.

– Я знаю, – говорит Фелиция, тяжело вздыхая, – но я уже не знаю, как ему намекать на то, что он меня не интересует. Я не хочу его. Он как будто специально постоянно приходит после моих отказов и пытается влюбить меня в себя.

– Детка, это называется желание добиться тебя.

– Это несомненно приятно, но я… я люблю другого.

Услышав эти слова, я начинаю хмуриться и думать, о ком она, черт возьми, сейчас говорит? Насколько мне известно, Фелиция одинока, и ее сердце сейчас свободно. Тогда о какой любви к другому парню может идти речь? Если только…

– Хардин Скотт – вымышленный персонаж, Фелиция.

Да, Карлотта, полностью согласен.

– Нет, это не Хардин, – хмыкнув, произносит Фелиция. – Я познакомилась с ним в конце прошлого лета. А месяц назад я летала к нему.

Следующее, что говорит Фелиция просто рвет меня изнутри и подтверждает то, каким слепым придурком я был все это время:

– Когда я была у него, мы переспали. Это был мой первый раз. И он был таким…

– Болезненным? – интересуется Карлотта.

– Волшебным, – мечтательно произносит она. – Когда любишь человека, закрываешь глаза на боль.

– Почему ты не скажешь об этом Тео? Ну, не о том, что ты потрахалась с парнем, которого любишь, а просто о том, что он у тебя есть, – в голосе ее подруги слышится искреннее беспокойство. – Может, тогда он наконец оставит тебя в покое?

– Я не хочу, – говорит уже давно не моя королева, в очередной раз вздыхая. – Я не хочу делать ему больно. Он такой… такой искренний, милый, забавный, – произносит она, явно улыбаясь при этом.

Я держу в руках бархатную коробочку, поглаживая ее большим пальцем, и решаю, что с меня достаточно, и пора оставить все это позади и уйти, но то, что я слышу дальше, доходит до грани внутренней истерики:

– Знаешь, Карлотта, когда я вижу то, как в его глазах загорается особенный блеск при виде меня… Когда понимаешь, что среди всех девушек, он выбрал именно меня, только меня, одну меня… это безумно льстит. Когда я думаю об этом, моя самооценка взлетает до небес. Он…

…просто придурок. Идиот, играющий роль влюбленного щенка в ее изощренном спектакле. Потрясающе. И если бы я услышал это от кого-то, подумал бы, что это ложь. Но тут… она сама все это говорит. И делает это очень искренне.

– То есть, ты хочешь сказать, что просто пользуешься его чувствами? Играешь? – в голосе Карлотты звучат ноты осуждения.

– Нет, что ты… – Фелиция запинается, ее голос становится тише. – Хотя… наверное, это действительно так. А еще это так благоприятно действует на меня. Я стала популярной. Благодаря ему, меня стали замечать. Если раньше просто проходили мимо, то теперь…

Поздравляю, Теодор Каттанео! Так виртуозно тебя еще не разыгрывали. Поэтично и чертовски профессионально.

Странный смех осознания рвется из моей груди, который практически невозможно сдерживать, но я пытаюсь, чтобы не выдать свое присутствие.

Стою и, смотря в одну точку перед собой, прокручиваю в голове каждую встречу с Фелицией, и теперь вижу все немного иначе, не в прекрасно искаженной версии, как видел прежде.

Ее вечные отговорки, уклончивые ответы, деликатные отказы – все складывается в идеальную картину, точнее в одно черное пятно на белом полотне. Вишенкой на торте моей необоснованной увлеченности оказывается ее парень, о существовании которого она забывала даже случайно упомянуть целых полгода.

Какой же я потрясающий придурок…