части тела открыты для них.

Когда я познакомился с Теей – официально переводчицей семьи Каттанео, а, если по-настоящему официально, – будущее моего старшего брата Хантера, я старался по максимуму произвести на нее проверочное впечатление того самого Тео, которым меня привыкли видеть ежедневно.

Так проще.

Ведь если бы все знали меня настоящего – вряд ли мне бы удалось настолько хорошо зарекомендовать себя, что в каждом пыльном углу Лос-Анджелеса звучало мое имя. А это, между прочим, очень удобно.

Единственное, что является правдой во всей этой лжи – меня не привлекают девушки, которым нравлюсь я. Это неинтересно. Когда перед тобой бесконечно долго маячат и пытаются привлечь внимание, используя в основном внешнюю составляющую, тебе становится только скучнее.

Когда сквозит высококачественное равнодушие с их стороны – вот что поистине веселит и цепляет меня. Это вызывает во мне желание изучать, проявлять активность и добиваться.

Так получилось с Фелицией.

И я докажу ей, что на ее сердце должны быть выгравированы только мои инициалы.

***

Когда я приезжаю домой, желая провести несколько часов перед вечеринкой в компании со сном в своей постели, я сталкиваюсь с закрытой дверью и сразу вспоминаю, что Хантер и Тея1 планировали уехать куда-то на несколько дней.

Я уверен, что сейчас они занимаются порчей какого-то имущества своими телами. Им это нужно. Между ними столько огненных искр, что тяжело пройти мимо и не попасть под обстрел. Удивляюсь тому, как им удается так сильно хотеть друг друга, но при этом проявлять жесткую обоюдную ненависть.

Мэддокс… вот тут я немного обескуражен. Обычно в это время он торчит в своей студии, но сейчас в доме слышно лишь… тишину.

Поразительно. Неужели, он все-таки нашел свою музу и теперь будет чаще вести себя как хороший старший брат, а не придурок, сплавляющий мне малознакомых девушек, которых мне приходится развлекать полночи, выслушивая трагическую историю их первой любви, неудачные походы в салоны красоты или нечто подобное? Если так, то я счастлив.

Отец в вечных разъездах, и то, что его нет сейчас на месте, – меня совершенно не удивляет.

Осознав, что сейчас дом находится полностью в моем распоряжении, я поднимаюсь в свою комнату и, бросив рюкзак на пол, подхожу к стоящей у кровати гитаре. Она – мой ритуал спокойствия.

Приподняв край серого покрывала, я подключаю кабель к усилителю и беру фиолетовый медиатор, прежде чем сесть на пол и потеряться в музыке.

Первые аккорды заполняют комнату обволакивающим звуком, и я закрываю глаза, позволяя мелодии отвлечь меня от любой мысли на ближайшие полчаса.

Закончив играть и слегка мысленно расслабившись, я отключаю свой персональный источник удовольствия, стягиваю с себя футболку и падаю на кровать. Достаю телефон из кармана и, открыв приложение, просматриваю ленту социальной сети, где транслируют шикарную жизнь, даже если из шикарного есть только внешность.

Проведя пальцем по экрану и открыв камеру, я выставляю телефон на расстоянии вытянутой руки и делаю снимок торса, предварительно напрягши мышцы живота для потрясающей картинки, которую так хотят видеть. Набрав подпись «Папочка дома. Увидимся на пляже» и отметив геолокацию пляжа, я нажимаю кнопку опубликовать и включаю режим «не беспокоить», желая не отвлекаться на уведомления и сообщения в директ с предложением весело провести предстоящую ночь.

Убираю телефон под подушку и закрываю глаза, надеясь уснуть до полуночи, а в итоге просыпаю на полчаса и вижу одиннадцать пропущенных от Буна.